Главная » Эксплуатация » Не помню где воспоминаниях какого-нибудь. Тексты для сжатого изложения

Не помню где воспоминаниях какого-нибудь. Тексты для сжатого изложения

Или же золототысячник появился у нас (название, конечно) в то время, когда наша интеллигенция стала изучать немецкий язык.

Но ведь у нас в истории были времена, когда - слава богу! - не было интеллигенции, а народ - слава богу! - был, и трава тоже - слава богу! Значит, наш народ как-то называл ее. Наши древляне не ждали, пока придут немцы и назовут эту траву, а мы потом переведем ее на наш кодовый язык.

И я стал копаться. И докопался. Народ ее называет и до сих пор «игольник», «грыжник», «травенка» и «турецкая гвоздика» в зависимости от области, края.

Так же в свое время я интересовался происхождением названия «бессмертник». Оказывается, в этом опять виновата наша - на этот раз не интеллигенция, а аристократия. Привыкнув с детства балакать по-французски, они название этих цветов (травы) просто перевели с французского. Там она называется «иммортели», это в переводе и означает - «бессмертник». А наш великий народ называет эту траву «неувядка», «живучка». Куда там французикам тягаться с нами в любви к природе. «Бессмертник» и «неувядка» - канцелярщина и поэзия!

Еще нашел я тебе о траве в некоторых книгах. Вот «Записные книжки» Эффенди Капиева.

«Как бедны мы, горцы! Как беден наш язык! Виноград у нас называется «черный цветок», подсолнух у нас называется «пышный цветок», розу у нас зовут «многознающий цветок» (с. 198).

Это я привел для сравнения с нашими многообразными и многозначительными названиями трав. А теперь - Куприн:

«Для своего обихода, для своих несложных надобностей русский крестьянин обладает языком самым точным, самым ловким, самым выразительным и самым красивым, какой только можно себе представить. Счет, мера, вес, наименование цветов, трав…» (Куприн, «Бредень»).

Примечание: И это писал человек, знавший немецкий и французский!

Вы бы, мужички, сеяли мяту. Э… вы бы мяту сеяли (Лев Толстой, «Плоды просвещения»).

Примечание: Так аристократ Вово учил крестьян сельскому хозяйству.

Снова Куприн:

«Обхожу его (древнеримский цирк. - В. С. ) по барьеру. Кирпич звенит под ногами, как железный, кладка цементная, вековая, в трещинах выросла тонка трава, иглистая, жесткая, прочная, терпкая. Вот и теперь она лежит передо мной на письменном столе. Я без волнения не могу глядеть на нее» («Лазурный берег»).

«Потом Зоя затуманилась, развздыхалась и стала мечтательно вспоминать Великую неделю у себя в деревне.

Такие мы цветочки собирали, называются «сон». Синенькие такие, они первые из земли выходят. Мы делали из них отвар и красили яйца. Чудесный выходил синий цвет» («По-семейному»).

Примечание: Зоя - проститутка.

«Сегодня троица. По давнему обычаю, горничные заведения ранним утром, пока их барышни еще спят, купили на базаре целый воз осоки и разбросали ее, длинную, хрустящую под ногами, толстую траву, всюду: в коридорах, в кабинетах, в зале» («Яма»).

Примечание: У нас в Волгоградской области посыпают полы богородской травой, на Украине - чабрецом. Есть о травах и у Марко Поло, но я не выписывал, а память изменяет, начинается склероз. Да и читал-то я его лет сорок назад.

Жером Бок. «Книга трав» издана в 1557 году. Есть в нашей библиотеке. (В библиотеке Центрального Дома литераторов. - В. С. ) В ней много интересного, вплоть до средневекового салата из крапивы, листьев фиалки и репейника. Без уксуса (тогда еще не знали его) и без масла (оно в то время считалось роскошью). В салат для остроты прибавляли хрен.

Я еще покопаюсь в записных книжках. Привет!»

Существует точное человеческое наблюдение: воздух мы замечаем тогда, когда его начинает не хватать. Чтобы сделать это выражение совсем точным, надо бы вместо слова «замечать» употребить слово «дорожить». Действительно, мы не дорожим воздухом и не думаем о нем, пока нормально и беспрепятственно дышим. Но все же, неправда, - замечаем. Даже и наслаждаемся, когда потянет с юга теплой влагой, когда промыт он майским дождем, когда облагорожен грозовыми разрядами. Не всегда ведь мы дышим равнодушно и буднично. Бывают сладчайшие, драгоценные, памятные на всю жизнь глотки воздуха.

По обыденности, по нашей незамечаемости нет, пожалуй у воздуха никого на земле ближе, чем трава. Мы привыкли, что мир - зеленый. Ходим, мнем, затаптываем в грязь, сдираем гусеницами и колесами, срезаем лопатами, соскабливаем ножами бульдозеров, наглухо захлопываем бетонными плитами, заливаем горячим асфальтом, заваливаем железным, цементным, пластмассовым, кирпичным, бумажным, тряпичным хламом. Льем на траву бензин, мазут, керосин, кислоты и щелочи. Высыпать машину заводского шлака и накрыть и отгородить от солнца траву? Подумаешь! Сколько там травы? Десять квадратных метров. Не человека же засыпаем, траву. Вырастет в другом месте.

Однажды, когда кончилась зима и антифриз в машине был уже не нужен, я открыл краник и вся жидкость из радиатора вылилась на землю, там, где стояла машина - на лужайке под окнами нашего деревенского дома. Антифриз растекся продолговатой лужей, потом его смыло дождями, но на земле, оказывается, получился сильный ожог. Среди плотной мелкой травки, растущей на лужайке, образовалось зловещее черное пятно. Три года земля не могла залечить место ожога, и только потом уж плешина снова затянулась травой.

Под окном, конечно, заметно. Я жалел, что поступил неосторожно, испортил лужайку. Но ведь это под собственным окном! Каждый день ходишь мимо, видишь и вспоминаешь. Если же где-нибудь подальше от глаз, в овраге, на лесной опушке, в придорожной канаве, да, господи, мало ли на земле травы? Жалко ли ее? Ну, высыпали шлак (железные обрезки, щебень, бой-стекло, бетонное крошево), ну, придавили несколько миллионов травинок. Неужели такому высшему, по сравнению с травами, существу, как человек, думать и заботиться о таком ничтожестве, как травинка. Трава? Трава она и есть трава. Ее много. Она везде. В лесу, в поле, в степи, на горах, даже в пустыне… Разве что вот в пустыне ее поменьше. Начинаешь замечать, что, оказывается, может быть так: земля есть, а травы нет. Страшное, жуткое, безнадежное зрелище! Представляю себе человека в безграничной, бестравной пустыне, какой может оказаться после какой-нибудь космической или не космической катастрофы наша земля, обнаружившего на обугленной поверхности планеты единственный зеленый росточек, пробивающийся из мрака к солнцу.

Не помню где, в воспоминаниях какого-нибудь революционера, я вычитал трогательную историю о травинке.

Арестанту, заключенному в одиночке, принесли из большого мира стопу книг. Кроме самого арестанта в камере не было ничего живого. Каменные стены, железная кровать, тюфяк, набитый мертвой теперь соломой, табуретка, сделанная из бывшего живого дерева.

Ученый человек тотчас прервет меня и скажет, что плесень в углу тоже есть жизнь и разные там бактерии в воздухе… Но не будем педантами. Забудем даже про то, что в тюремном тюфяке могли водиться совсем уж живые существа. Будем считать условно, что кроме самого арестанта никакой жизни в камере не было. И вот ему принесли стопу книг. Он стал книги читать и вдруг увидел, что к книжной странице прилипло крохотное, право же, меньше булавочной головки семечко. Арестант аккуратно это семечко отделил и положил на лист бумаги.

Непонятное волнение охватило его. Впрочем, если вдуматься, то волнение арестанта можно понять.

Как дышим воздухом, точно так же бездумно мы обдуваем головки одуванчиков, раздавливаем в пальцах созревшую ромашку, пересыпаем с ладони на ладонь сухое зерно, лузгаем семечки подсолнуха, щелкаем кедровые орешки.

Но в особенной обстановке, в безжизненном (как мы условились) каменном мешке, в оторванности от обыденной жизни планеты, арестант посмотрел на семечко другими глазами. Он понял, что перед ним на листе бумаги лежит величайшее чудо из всех возможных чудес и что все это поистине величайшее чудо (и в этом еще дополнительное чудо) помещается в крохотной, едва различимой соринке.

На сайте ФИПИ выложили 5 НОВЫХ изложений.

Текст изложения

(1)Какой бы интересной ни была домашняя и школьная жизнь ребенка 1 , не прочти он драгоценных книг 2 – он обделен 3 . (2)Такие утраты невосполнимы. (3)Это взрослые могут прочесть книжку сегодня или через год – разница невелика. (4)В детстве же счет времени ведется иначе, тут каждый день – открытия. (5)И острота восприятия в дни детства такова 1 , что ранние впечатления могут влиять потом на всю жизнь 2 .

(6)Впечатления детства – самые яркие и прочные впечатления. (7)Это фундамент будущей духовной жизни, золотой фонд. (8)В детстве посеяны семена. (9)Не все прорастут, не все расцветут. (10)Но биография человеческой души – это постепенное прорастание семян, посеянных в детстве.

(11)Последующая жизнь сложна и многообразна. (12)Она состоит из миллионов поступков, определяющихся многими чертами характера и, в свою очередь, формирующих этот характер. (13)Но если проследить и найти связь явлений, то станет очевидным, что всякая черта характера взрослого человека, всякое качество его души и, может быть, даже всякий его поступок были посеяны в детстве, имели с тех пор свой зародыш, свое семечко.

Образец сжатого изложения

Какой бы интересной ни была жизнь ребенка, не прочти он драгоценных книг – он обделен. Это взрослые могут прочесть книжку сегодня или через год. В детстве же счет времени ведется иначе. Ранние впечатления могут влиять на всю жизнь.

Впечатления детства самые яркие. Это фундамент будущей духовной жизни. В детстве посеяны семена. Не все прорастут, расцветут. Но биография души – это постепенное прорастание семян, посеянных в детстве.

Последующая жизнь сложна. Она состоит из миллионов поступков, определяющихся чертами характера и формирующих этот характер. Но всякое качество души взрослого и даже всякий его поступок были посеяны в детстве.

Не помню где, в воспоминаниях какого-нибудь революционера, я вычитал трогательную историю о травинке.
Арестанту, заключенному в одиночке, принесли из большого мира стопу книг. Кроме самого арестанта в камере не было ничего живого. Каменные стены, железная кровать, тюфяк, набитый мертвой теперь соломой, табуретка, сделанная из бывшего живого дерева.
Ученый человек тотчас прервет меня и скажет, что плесень в углу тоже есть жизнь и разные там бактерии в воздухе... Но не будем педантами. Забудем даже про то, что в тюремном тюфяке могли водиться совсем уж живые существа. Будем считать условно, что кроме самого арестанта никакой жизни в камере не было. И вот ему принесли стопу книг. Он стал книги читать и вдруг увидел, что к книжной странице прилипло крохотное, право же, меньше булавочной головки семечко. Арестант аккуратно это семечко отделил и положил на лист бумаги.
Непонятное волнение охватило его. Впрочем, если вду-маться, то волнение арестанта можно понять.
Как дышим воздухом, точно так же бездумно мы обдуваем головки одуванчиков, раздавливаем в пальцах созревшую ромашку, пересыпаем с ладони на ладонь сухое зерно, лузгаем семечки подсолнуха, щелкаем кедровые орешки.
Но в особенной обстановке, в безжизненном (как мы условились) каменном мешке, в оторванности от обыденной жизни планеты, арестант посмотрел на семечко другими глазами. Он понял, что перед ним на листе бумаги лежит величайшее чудо из всех возможных чудес и что все это поистине величайшее чудо (и в этом еще дополнительное чудо) помещается в крохотной, едва различимой соринке.
При своем тюремном досуге арестанту не трудно было вообразить, что, допустим, оголилась земля и осталось от бывшего пышного изобилия, от роскошного даже, как бы праздного зеленого царства, одно это, последнее, случайно прилипшее к книжной странице, семечко.
Ну да, в одной коричневой легковесной шелушинке могут скрываться гигантский сосновый ствол, крона, подобная зеленому облаку, и даже впоследствии целая сосно-вая роща. Или бело-розовые яблоневые сады, если взять глянцевое, лаковое, остренькое с одного конца зернышко яблока, или колосящееся пшеничное поле, если взять столь знакомое всем пшеничное зерно.
Но как узнать, что скрывается в семечке, если оно не знакомо нам по своему внешнему виду? Сумев увидеть и понять в семечке великое чудо, наше сознание невольно делает еще один шаг и тотчас натыкается на глухую, абсолютно черную, непроницаемую завесу, отделяющую нас от тайны тайн.
Если бы в распоряжение арестанта, обладающего та-инственным семечком, были отданы все современные хи-мические и физические лаборатории мира с их сложными реактивными, утонченными анализами и электронными микроскопами, если бы эти лаборатории изучили каждую клетку семени, если бы они после клетки добрались по-том до молекулы, до атома, до атомного ядра, если бы они даже расщепили все атомы, из которых составлено семя, они все же не сумели бы приподнять черной завесы и не узнали бы, какое растение (какой формы листья, ка-кого цвета, какого вкуса плоды) заключено в семечке, так просто лежащем на листе бумаги, перед вопрошающим, но бессильным взглядом человека.
Короче говоря, все ученые мира, вооруженные совре-менными знаниями и современной техникой, не смогли бы все равно помочь тому арестанту и прочитать ту програм-му, которая вложена в семечко и у которой только две судьбы в этом мире. Либо погибнуть вместе с семечком при неблагоприятных условиях, либо включиться, прийти в действие, в осуществление и тогда показать, проявиться и сделаться видимой для простого человеческого глаза. И тогда чудо превратилось бы в повседневность и будни: одуванчик, подорожник, ромашка с белыми лепестками, ядреная морковка или душистый укроп (порезать в суп).
Завеса остается непроницаемой.
Что из того, что мы вмешиваемся в жизнь растения, скрещиваем, создавая всякие черемухо-вишни, картофеле-томаты и много всего мичуринского. Все равно мы мани-пулируем при этом с видимыми результатами тайной программы, с цветами, почками, ветками, а не с самой про-граммой, зашифрованной надежным шифром.
Так радиотехник может уметь починить приемник, хо-рошо разбираясь в проволочках и гаечках, но ничего не знать о теоретической сущности радиоволн. Так наши пра-щуры пользовались огнем, не сознавая, что тут происхо-дит соединение веществ с кислородом, бурное окисление, сопровождаемое выделением тепла и света. Так мы поль-зуемся теплом и светом напропалую, все еще не зная их конечной, а вернее, начальной сути.
Но подобные рассуждения увели бы нас далеко, а главное, совсем развеяли бы ту обстановку романтичности и таинственности, которая создалась в одиночной камере Шлиссельбургской крепости, когда заключенный обнаружил в книге неизвестное, случайное семечко. У заключен-ного не было другого способа разгадать тайну, кроме как посадить семечко в землю и предоставить дальнейшее са-мой природе.
Тюремный ли режим тех времен допускал подобные сантименты, по сговору ли со сторожем, но у арестанта появилась банка с землей. Дрожащими руками человек опустил семечко в землю, и оно тотчас потерялось в ней. Теперь, если бы человек снова захотел отыскать семечко и отдельно положить его на бумагу, то вряд ли ему это удалось. Семечко измазалось в земле, само стало как земля, слиплось, слилось с остальной массой, относительно огромной, если даже и всего-то земли было там треснутый негодный горшок.
В красивой классической легенде узник поливает цветок в темнице своими слезами. В нашем, не столь уж романтичном случае обошлось без слез, но можно было из своей кружки отдавать немного цветку. Впрочем, пока еще не цветку, а черной земле, хранящей тайну поглощенного ею семечка. ...

Я еще покопаюсь в записных книжках. Привет!»

Существует точное человеческое наблюдение: воздух мы замечаем тогда, когда его начинает не хватать. Чтобы сделать это выражение совсем точным, надо бы вместо слова «замечать» употребить слово «дорожить». Действительно, мы не дорожим воздухом и не думаем о нем, пока нормально и беспрепятственно дышим. Но все же, неправда, – замечаем. Даже и наслаждаемся, когда потянет с юга теплой влагой, когда промыт он майским дождем, когда облагорожен грозовыми разрядами. Не всегда ведь мы дышим равнодушно и буднично. Бывают сладчайшие, драгоценные, памятные на всю жизнь глотки воздуха.

По обыденности, по нашей незамечаемости нет, пожалуй у воздуха никого на земле ближе, чем трава. Мы привыкли, что мир – зеленый. Ходим, мнем, затаптываем в грязь, сдираем гусеницами и колесами, срезаем лопатами, соскабливаем ножами бульдозеров, наглухо захлопываем бетонными плитами, заливаем горячим асфальтом, заваливаем железным, цементным, пластмассовым, кирпичным, бумажным, тряпичным хламом. Льем на траву бензин, мазут, керосин, кислоты и щелочи. Высыпать машину заводского шлака и накрыть и отгородить от солнца траву? Подумаешь! Сколько там травы? Десять квадратных метров. Не человека же засыпаем, траву. Вырастет в другом месте.

Однажды, когда кончилась зима и антифриз в машине был уже не нужен, я открыл краник и вся жидкость из радиатора вылилась на землю, там, где стояла машина – на лужайке под окнами нашего деревенского дома. Антифриз растекся продолговатой лужей, потом его смыло дождями, но на земле, оказывается, получился сильный ожог. Среди плотной мелкой травки, растущей на лужайке, образовалось зловещее черное пятно. Три года земля не могла залечить место ожога, и только потом уж плешина снова затянулась травой.

Не помню где, в воспоминаниях какого-нибудь революционера, я вычитал трогательную историю о травинке.

Итак, девятиклассники понемногу начинают волноваться. Русский язык – непростой экзамен, ведь кроме знания правил, нужно уметь писать изложения, понимать главную мысль текста, четко излагать свои мысли и подбирать правильную аргументацию в развернутых ответах на вопросы по тексту.

В нашей первой статье, посвященной ОГЭ, мы попробуем дать несколько полезных советов по подготовке к первой части экзамена по русскому - изложению. В марте уже пора начинать активно тренироваться.

1. Фокус на главном!

Изложения в школе пишут в каждом классе, поэтому часто школьники считают, что здесь проблем возникнуть просто не может. С одной стороны, тренировка всегда помогает, с другой – есть несколько моментов, на которые имеет смысл обратить пристальное внимание.

На экзамене в первом задании требуется написать сжатое изложение.

При сжатом изложении не нужен подробный пересказ текста. От школьника требуется другой важный навык – понять основное содержание и ключевые моменты, поддерживающие главную мысль. Все остальное не только можно, но и нужно опустить.

Чем меньше вы растекаетесь мыслью по древу, чем четче формулируете, тем лучше. Главное в формате сжатого изложения – ясно передать ядро текста с авторскими аргументами и примерами (их называют микротемами). Вот именно в этом направлении и нужна тренировка. Тексты для прослушивания есть в открытом доступе на сайте ФИПИ. Как же с ними работать?

2. Первое прослушивание = план

Включите аудиозапись, внимательно прослушайте текст. Записывать во время чтения ничего не надо! Попытка стенографирования – большая ошибка школьников. Часто при таком подходе ускользает смысл текста, пропущенные куски очень трудно восстановить, ведь они пролетели мимо ушей.

Попробуйте просто сосредоточиться и понять, о чем вам рассказывают. Сразу схватите главную тему, обратите внимание на аргументы или примеры автора. И обязательно – на стиль!

Замена стиля в изложении – одна из самых частых и печальных ошибок. Придерживайтесь авторского стиля, не меняйте художественный на деловой, ведь вы не переписываете произведение, а всего лишь пересказываете его.

После того, как вы прослушали текст, запишите основную тему и важные моменты, которые вы отметили. То есть составьте краткий план работы. Так у вас перед глазами появится схема, на которую вы будете опираться.

3. От второго прослушивания к черновику

А вот во время второго прослушивания работайте уже с составленным планом, обозначьте абзацы к каждому авторскому утверждению.

Совет – пишите не подряд, оставляйте между намеченными абзацами достаточно места, чтобы вписать туда по памяти недостающее.

Итак, у вас есть план изложения и намеченные абзацы. Теперь пишем черновик. Не торопитесь, не бойтесь что-то упустить. Тексты для изложений по силам каждому школьнику. Пишите по абзацам, вспоминая услышанное. Старайтесь сохранять авторский стиль, не допускать отсебятины.

Написав черновик, обязательно сверьте свой первоначальный план с получившимся текстом. Подумайте, все ли вы учли, «прокрутите» текст в голове. Раскрыли ли вы тему? Соответствует ли написанное авторской логике? Достаточно ли внятно изложены микротемы и ведут ли они к главной мысли, высказанной в тексте? Если вы удовлетворены работой, переходите к проверке орфографии и пунктуации.

4. Проверяем себя

Уровень грамотности во время экзамена также оценивается, а баллы за ошибки снижают. Но вы пишете не диктант, а изложение, этот формат работает на вас. При любых сомнениях в написании слова вспоминайте синонимы. Меняйте слова, словосочетания, даже предложения, если не уверены в правильности орфографии и пунктуации. В изложении важно не использование точных авторских слов, а передача смысла.

Но помните, что писать телеграфным стилем позволено или Хэмингуэю, или ученику начальной школы. От девятиклассника все же ждут развернутых предложений, поэтому не нужно хитрить в надежде избежать ошибок, это может обернуться против вас.

5. Как понять, что все получилось

Итак, вы тренируете свои навыки, но как понять, что все получается? Во-первых, можно для начала потренироваться на печатных текстах. Так вы лучше будете видеть соответствие изложения и оригинала. Попробуйте прочитать текст самостоятельно вслух, убрать текст, записать план. Прочитайте второй раз, уберите, запишите план по абзацам. Напишите черновик. Проверьте грамотность. А потом сверьте оба текста.

Во-вторых, можно привлекать родителей и друзей – пусть прочитают вам текст, а вы действуйте по вышеизложенной схеме. С друзьями тренироваться очень удобно – можно читать по очереди и проверять работы друг друга.

Ну, и в-третьих, если вы чувствуете неуверенность, еще есть время прокачать свои навыки на курсах или с помощью репетиторов.

Изложение – это, прежде всего, анализ текста, быстрое понимание главной мысли. Этому можно научиться даже если до экзамена осталось всего ничего.

Удачи в подготовке к экзаменам!