Франция во II Мировой войне. Париж

Не так давно на телеэкранах демонстрировался документальный фильм «Спать с врагом» – о француженках, которые сожительствовали с оккупантами. Мы вернемся к ним в конце статьи, но перед этим полистаем страницы недавней французской истории.

Уничтожение генофонда Франции началось с Великой революции 1789, продолжалось в годы империи, достигло апогея в бойне 1914-1918 и как следствие привело к устойчивой тенденции непрерывной национальной деградации. Ни гений Наполеона, ни победа в первой мировой войне не смогли остановить расслоение общества, коррупцию, жажду обогащения любой ценой, рост шовинизма и ослепление перед нарастающей германской угрозой. То, что произошло с Францией в 1940, – не просто военное поражение, но национальный коллапс, полная потеря морали. Армия не сопротивлялась. При Наполеоне и еще много лет после него понятие честь воспринималось французским солдатом иначе. Стендаль (сам участник наполеоновских войн) вспоминает в своих дневниках: раненые солдаты, узнав, что не смогут принять участие в очередном походе, выбрасывались из окон госпиталей – жизнь без армии теряла для них смысл. Что же случилось с великой нацией, еще так недавно – всего два столетия назад – заставившей трепетать Европу?

Французские фашисты (их было немало в армейской верхушке) видели и ждали немцев как избавителей от «красных». О французском генералитете можно рассказать многое. Среди них были откровенные монархисты, не простившие ненавистной Республике проигранное дело Дрейфуса. Престарелые, не способные мыслить генералы, в мозгах которых застыла окостеневшая доктрина первой мировой войны, не извлекли урока из только что закончившегося «блицкрига» в Польше. После первых немецких атак армия под их командованием превратилась в деморалиованную массу.

Коммунисты, выполняя приказ своего руководства (пакт Риббентропа – Молотова распространялся и на них), пассивно выжидали, ничем не отличаясь от лавочников и буржуа, чьи мысли постоянно занимали рента и наследство.

У маленькой Финляндии хватило мужества стойко сражаться с Россией. Не в первый раз без шансов на победу сражалась обреченная Польша. Франция капитулировала еще за год до начала войны – в Мюнхене.

Поражение в июне 1940 – только результат, итог. А началось все гораздо раньше.

Пропагандистская машина Геббельса работала с максимальной отдачей, используя любые возможности для морального разложения будущего противника.

Немецкие союзы ветеранов первой мировой войны приглашали французских посетить Германию. Во Франции таких союзов, как правой, так и левой политической ориентации, было множество: инвалидов, слепых, просто участников войны. В Германии их дружески встречали, не жалея средств. Нацистские бонзы и сам фюрер заверяли французских гостей в том, что больше нет никаких поводов для вражды. Эффект кампании превзошел все ожидания – французские ветераны с удивительной легкостью поверили в искренность немецкой пропаганды. Бывшие враги (независимо от политических убеждений) становились товарищами по оружию, членами интернационального «окопного братства».

Посол Германии Отто Абец устраивал роскошные приемы. Парижская элита была очарована тактом, вкусом, эрудицией и личным обаянием немецкого посла, его безукоризненным французским, ослеплена блеском ревю и концертов, опьянена изысканными меню.

Так было и перед первой мировой войной, когда крупные парижские газеты открыто финансировались правительством царской России. Но в те годы Россия, по крайней мере, была союзником Франции. В середине 30-х источниками финансирования «свободной» прессы стали спецслужбы Италии и Германии. Миллионы франков наличными были выплачены ведущим журналистам таких газет, как «Le Figaro», «Le Temps» и множеству рангом помельче за прогерманские публикации. А публикации встречались вполне в геббельсовском стиле, на уровне «Volkischer Beobachter» и «Der Sturmer». Цинизм продажных газет поражает: в них, среди прочего, пишут о «еврейском происхождении Рузвельта», который «хочет начать войну, чтобы восстановить власть евреев и отдать мир во власть большевиков». И это накануне войны!

Искусно нагнетался страх: лучше Гитлер, чем «красные», чем «этот еврей Леон Блюм» – основной мотив напуганных «народным фронтом» обывателей всех рангов. В период «народного фронта» появилась популярная песенка «Все хорошо, прекрасная маркиза!» (в СССР её исполнял Леонид Утесов). В ней высмеивалась пронафталиненная аристократия, не понимающая, что происходит вокруг. Если бы только аристократия не понимала! Безобидная на первый взгляд песенка оказалась сатирическим зеркалом французской истории между двумя войнами.

Война объявлена, но на Западном фронте выстрелов почти не слышно: идет «странная война», или, как её до 10 мая 1940 стали называть сами немцы – «зитцкриг». Вдоль линии фронта с немецкой стороны плакаты: «Не стреляйте – и мы не будем стрелять!». Через мощные усилители транслируются концерты. Немцы устраивают пышные похороны погибшего французского лейтенанта, оркестр исполняет «Марсельезу», кинорепортеры накручивают эффектные кадры.

10 мая вермахт врывается в Голландию, Данию, Люксембург и затем, обойдя через Бельгию «неприступную» линию Мажино – во Францию. Стойкая (всем бы так!) оборона Лилля позволила англичанам эвакуировать из Дюнкерка значительную часть прижатых к морю дивизий. Немцы и тут не упускают случая получить пропагандистский эффект и устраивают парад храбрых защитников города, позволив им перед капитуляцией пройти в последний раз с примкнутыми штыками. Перед камерами корреспондентов немецкие офицеры салютуют марширующим в плен французам. Потом покажут: смотрите – мы ведем войну по-рыцарски.

В те трагические июньские дни появились и первые попытки сопротивления: в редких случаях, когда французская армия все-таки намеревалась защитить небольшие города или деревни, обыватели ради спасения своей шкуры бурно протестовали и даже пытались оказать вооруженное сопротивление… собственной армии!

14 июня немцы вошли в объявленный «открытым городом» Париж

Им понадобилось для этого всего пять недель. Кадры кинохроники, которые трудно смотреть без содрогания. Вермахтовские колонны проходят у Триумфальной арки. Растроганный немецкий генерал, едва не падая с лошади от избытка чувств, приветствует своих солдат. Молча глядят на свой позор парижане. Не вытирая слез, как ребенок, плачет пожилой мужчина, а рядом с ним элегантная дама – широкополая шляпа и перчатки до локтей – бесстыдно аплодирует марширующим победителям.

Еще сюжет: на улицах ни души – город словно вымер

Медленно продвигается кортеж открытых машин по опустевшим улицам поверженной столицы. В первой победитель-фюрер (в день взятия Парижа получивший поздравительную телеграмму из Москвы!). Перед Эйфелевой башней Гитлер со свитой останавливается и, высокомерно задрав голову, созерцает свою добычу. На площади Согласия машина слегка притормаживает, двое полицейских – «ажанов» (что за лица! – невольно отводишь глаза от экрана – стыдно смотреть на них!), подобострастно склонившись, отдают победителю честь, но, кроме объектива кинокамеры, на них никто не смотрит. Зато немецкий оператор не упустил момент и постарался сохранить эти лица для истории – во весь экран дал – пусть видят!

В боях (вернее, в беспорядочном бегстве летом 1940) французская армия потеряла 92000 человек и до конца войны еще 58000 (в 1914-1918 почти в 10 раз больше).

Франция – не Польша. Выполняя специально разработанные инструкции, «боши» вели себя с побежденными в высшей степени корректно. И в первые же дни оккупации парижские девицы начали заигрывать с оказавшимися такими вежливыми и совсем не страшными победителями. А за пять лет сожительство с немцами приняло массовый характер. Командование вермахта это поощряло: сожительство с француженкой не считалось «осквернением расы». Появились и дети с арийской кровью в жилах.

Культурная жизнь не замирала и после падения Парижа. Разбрасывая перья, плясали девочки в ревю. Словно ничего не случилось, Морис Шевалье, Саша Гитри и другие бесстыдно паясничали перед оккупантами в мюзик-холлах. Победители собирались на концерты Эдит Пиаф, которые она давала в арендованном борделе. Луи де Фюнес развлекал оккупантов игрой на рояле, а в антрактах убеждал немецких офицеров в своем арийском происхождении. Не остались без работы и те, чьи имена мне трудно упоминать в этой статье: Ив Монтан и Шарль Азнавур. А вот, знаменитый гитарист Джанго Рейнхард отказался играть перед окупантами. Но таких, как он, было немного.

Художники выставляли свои картины в салонах и галереях. Среди них Дерен, Вламинк, Брак и даже автор «Герники» Пикассо. Другие зарабатывали на жизнь, рисуя на Монмартре портреты новых хозяев столицы.

По вечерам поднимались занавесы в театрах.

Свою первую роль – Ангела в спектакле «Содом и Гоморра» – Жерар Филип сыграл в театре Жана Вилара в1942 году. В 1943 режиссер Марк Аллегре снял 20-летнего Жерара в фильме «Малютки с набережной цветов». Отец юного актера Марсель Филип после войны был приговорен к расстрелу за сотрудничество с оккупантами, однако с помощью сына сумел бежать в Испанию.

Уроженец Киева, звезда «русских сезонов» в Париже, директор «Grand opera» Сергей Лифарь тоже был приговорен к смертной казни, но сумел отсидеться в Швейцарии.

В оккупированной Европе запрещалось не только исполнять джаз, но даже произносить само это слово. Специальный циркуляр перечислял наиболее популярные американские мелодии, исполнять которые не разрешалось – имперскому министерству пропаганды было чем заниматься. Но бойцы Сопротивления из парижских кафе нашли выход быстро: запрещенным пьесам давали новые (и удивительно пошлые) названия. Давил, давил немецкий сапог французов – как же было не сопротивляться!

Полным ходом снимали фильмы в киностудиях. Любимец публики Жан Маре был популярен уже тогда. Его нетрадиционная сексуальная ориентация никого (даже немцев) не смущала. По личому приглашению Геббельса такие известные французские артисты, как Даниэль Дарье, Фернандель и многие другие совершали творческие поездки в Германию для знакомства с работой киноконцерна «УФА». В годы оккупации во Франции снимали больше фильмов, чем во всей Европе. Фильм «Дети райка», например, вышел на экраны в 1942 году. В этом киноизобилии зарождалась «Новая волна», которой еще предстояло завоевать мир.

Группы ведущих французских писателей в поездках по городам Германии знакомились с культурной жизнью победителей, посещая университеты, театры, музеи. В городе Льеж молодой сотрудник местной газеты опубликовал серию из выдержанных в духе «Протоколов сионских мудрецов» девятнадцати статей под общим названием «Еврейская угроза». Его имя Жорж Сименон. В таком же тоне высказывался известный католический писатель, драматург и поэт Поль Клодель. Без всяких ограничений со стороны оккупантов издавалось множество – больше, чем до войны – книг.

Никто не препятствовал исследованиям морских глубин, которые только начинал Жак Ив Кусто. Тогда же он экспериментировал с созданием акваланга и аппаратуры для подводных съемок.

Здесь невозможно перечислить (такой задачи автор себе и не ставил) всех, кто жил нормальной жизнью, занимался любимым делом, не замечая красных флагов со свастикой у себя над головой, не прислушиваясь к залпам, доносившимся из форта Мон Валерьен, где расстреливали заложников. Постукивала гильотина: в пароксизме верноподданного холуйства французская фемида посылала на гильотину даже неверных жен.

«Позволить себе бастовать или саботировать могут рабочие – довольно агрессивно оправдывалась эта публика после освобождения. – Мы – люди искусства должны продолжать творчество, иначе мы не можем существовать». Они-то как раз существовать могли, а рабочим пришлось собственными руками осуществлять полную экономическую интеграцию с третьим рейхом.

Правда, рабочий класс тоже особенно не страдал – работы хватало и платили немцы хорошо: Атлантический вал построен руками французов.

70 тысяч евреев были высланы в Освенцим

А что творилось за кулисами этой идиллии? 70 тысяч евреев были высланы в Освенцим. Вот как это происходило. Выполняя приказ гестапо, французские полицейские тщательно подготовили и 17 июня 1942 года провели операцию под кодовым названием «Весенний ветер». В акции участвовали 6000 парижских полицейских – немцы решили не пачкать рук и оказали французам высокое доверие. Профсоюз водителей автобусов охотно откликнулся на предложение дополнительного заработка, и вместительные парижские автобусы замерли на перекрестках квартала Сен-Поль в ожидании «пассажиров». Ни один водитель не отказался от этой грязной работы. С винтовками за плечами полицейские патрули обходили квартиры, проверяя по спискам наличие жильцов, и давали им два часа на сборы. Затем евреев выводили к автобусам и отправляли на зимний велодром, где они провели три дня без пищи и воды в ожидании отправки в газовые камеры Освенцима. Во время этой акции немцы на улицах квартала не появлялись. Зато на акцию откликнулись соседи. Они врывались в опустевшие квартиры и уносили все, что попадало под руку, не забывая при этом набить рты еще не остывшими остатками последней трапезы депортированных. Через три дня наступила очередь французских железнодорожников (их героическую борьбу с «бошами» мы видели в фильме Рене Клемана «Битва на рельсах»). Они закрывали евреев в вагонах для перевозки скота и вели эшелоны до германской границы. Немцы не присутствовали при отправке и не охраняли эшелоны в пути – железнодорожники оправдали оказанное доверие и закрыли двери надежно.

Маки – вот кто пытался смыть позор поражения. Цифры потерь Сопротивления – 20000 убитых в боях и 30000 казненных нацистами – говорят сами за себя и соизмеримы с потерями двухмиллионной французской армии. Но можно ли назвать это сопротивление французским? Большинство в отрядах Маки составляли потомки русских эмигрантов, бежавшие из концлагерей советские военнопленные, жившие во Франции поляки, испанские республиканцы, армяне, спасшиеся от развязанного турками геноцида, другие беженцы из оккупированных нацистами стран. Интересная деталь: к 1940 году евреи составляли 1% населения Франции, но их участие в Сопротивлении непропорционально высоко – от 15 до 20%. Были как чисто еврейские (в том числе и сионистские) отряды и организации, так и смешанные – всевозможных политических спектров и направлений.

Но и в Сопротивлении не все было так просто

Первый год оккупации коммунисты не только провели в спячке, но даже предложили немцам свои услуги. Немцы, правда, от них отказались. Но после 22-го июня 41-го, коммунисты поспешили взять на себя общее руководство Сопротивлением. Там, где это удавалось, они всячески затрудняли действия недостаточно левых, а также национальных группировок, поручая им самые опасные задания и при этом ограничивая снабжение оружием, средствами связи, боеприпасами, а также свободу выбора наиболее безопасной дислокации. Иными словами, коммунисты делали все возможное для провала таких группировок. В результате погибли многие подпольщики и партизаны.

Галльский петух встрепенулся, когда союзники приближались к Парижу. Заколыхались над столицей трехцветные флаги. Вооруженные чем попало парижане вышли на баррикады, совсем как когда-то в 1830, 1848, 1871. Храбрые парижские полицейские моментально сориентировались и, оставив охоту на евреев, дружно присоединилсь к восставшим. Деморализованные остатки Вермахта фактически не сопротивлялись и стремились как можно быстрее покинуть город. Жертвы, конечно, были, и немалые, но в основном среди мирного населения: толпы ликующих парижан попали под огонь снайперов, укрывшихся в мансардах и на крышах. Те 400 солдат и офицеров Вермахта, что бежать не успели, вместе с командющим (генерал фон Хольтиц) сдались парижанам в плен.

Не обошлось без дипломатического инцидента: Москва, годами ожидавшая открытия второго фронта, не упустила случая съязвить и сообщила, что 23-го августа 1944 силы Сопротивления самостоятельно, не дождавшись союзников, освободили Париж (так оно, фактически, и было). Однако после протеста союзников пришлось опубликовать опровержение, в котором «по уточненным данным» сообщалось, что Париж все-таки освобожден объединенными силами коалиции, и не 23-го, а 25-го августа. На самом деле все было гораздо проще: задолго до баррикад, задолго до прихода союзников немцы сами освободили от своего присутствия французскую столицу.

И вот в 1944 «боши» ушли, оставив в когтях разгневанного галльского петуха своих французских возлюбленных. Только тогда и выяснилось, как много во Франции настоящих патриотов. Предпочитая не беспокоить крупную рыбу, они смело расправились с теми, кто спал с врагом.

Сожительство с оккупантами ничего, кроме брезгливости, не вызывает. Но что оно по сравнению с массовым предательством генералитета, продажной прессы, правых партийных лидеров, видевших в Гитлере избавителя, и левых, для которых (до 1941-го) Гитлер – союзник Москвы? Что оно по сравнению с холопским режимом Виши, поставлявших Гитлеру добровольцев? Что оно по сравнению с доносительством, прямым сотрудничеством с гестапо и в гестапо, охотой за евреями и партизанами? Даже президент Миттеран – личность такого уровня! – был усердным чиновником в правительстве Виши и получил высшую награду из рук самого Петена. Как это отразилось на его карьере?!

Из французских добровольцев была сформирована дивизия Ваффен СС «Шарлемань» (Карл Великий). К концу апреля 1945-го все, что осталось от дивизии – эсэсовский батальон добровольцев-французов отчаянно храбро (так бы с немцами в 40-м!) сражался с Красной Армией на улицах Берлина. Немногие оставшиеся в живых были расстреляны по приказу французского генерала Леклерка.

Что же происходило после войны? Масштабы предательства оказались настолько грандиозными, что французской Фемиде (у которой тоже рыльце в пуху) оставалось только беспомощно развести руками. Тюрьмы не вместили бы виновных (нечто подобное произошло и в побежденной Германии, где наказание нацистам заменили формальной процедурой «денацификации» – покаялся и свободен). Но в маленькой Бельгии, например, где уровень предательства был несравненно ниже, рассуждали по-иному и осудили втрое больше коллаборационистов, чем во Франции.

Вместе с тем, сразу после освобождения тысячи коллаборационистов все же были расстреляны. Но вскоре после окончания войны лидер «Сражающейся Франции» – несгибаемый генерал Шарль де Голль решил перечеркнуть позорные страницы недавнего прошлого, заявив: «Франции нужны все её дети». В принципе понять де Голля можно: перестрелять такое количество предателей не сумело бы даже гестапо, а о гильотине и говорить нечего. Таким образом, бывшие коллаборационисты не только остались безнаказанными, но довольно быстро интегрировались в промышленность, бизнес и даже в правительственные структуры.

5000 активных участников Сопротивления поначалу влились в «реставрированную» французскую армию, но кадровые офицеры – те, кто виновен в поражении – уже через несколько месяцев восстановили военную иерархию и вернулись на свои места, отправив большинство бывших партизан в запас. Характерно, что тему Сопротивления во французских фильмах освещают довольно широко и, быть может, даже слишком подробно, но того, что происходило в 1940 на фронте, вы не увидите ни в одном. В сборнике «French Millenium» о поражении 1940-го сказано буквально следующее: «После падения Франции Сопротивление было сильным в Бретани, в зоне, контролируемой правительством Виши, и на оккупированном Италией юго-востоке «. (Италия оккупировала три узких полосы, глубиной в несколько километров вдоль общей границы с Францией – где, и против кого там было развернуться партизанской войне?). Трудно поверить, но больше – ни слова! Дальше следуют пояснения к четырем фотографиям бойцов Маки.

Коллаборационисты, конечно, были во всех оккупированных странах Европы, но ни в одной это прискорбное явление не достигало такого размаха. Характерно, что после войны во Франции почти не было публикаций о сотрудничестве с Германией. Документы хранились, но для историков и журналистов они стали недоступны. Не публиковался даже популярнейший во всем западном мире справочник «Кто есть кто» – слишком уж необъятный получился бы список коллаборационистов.

Жаждущему крови простому народу позволили отыграться на тех, с которых и спросить нечего, за кого некому было заступиться. Да ему, скорее всего, серьезных жертв и не нужно было: ведь беззащитную женщину вытащить на улицу намного проще, чем штабного офицера, редактора газеты или чиновника – «детей Франции», которых взял под свое крыло де Голль. Спавшие с врагом дочери Франции в их число не входили. Кинохроника оставила нам свидетельства этих расправ. На улицах небольших городов и деревень происходили сцены, напоминавшие средневековую охоту на ведьм или «сентябрьские избиения» 1792 – массовую резню заключенных парижских тюрем. Но и в этом уровень был пониже, без костров или, на худой конец, гильотины, хотя кое-где без жертв все-таки не обошлось.

Сквозь беснующуюся толпу патриотов провинившихся (некоторые несли на руках детей) вели на площадь, где сельский парикмахер стриг их наголо под машинку. Затем на лбу, а иногда и на обнаженной груди выводили черной краской свастику. На фоне орущей массы эти женщины держались на удивление достойно – без тени раскаяния спокойно шли они сквозь плевки, спокойно стояли во время экзекуции…

Вот еще один впечатляющий сюжет: экзекуция закончена и грузовик с группой девушек в кузове пробирается сквозь ликующую толпу. Боец сопротивления с винтовкой в руке хохочет во весь рот и свободной рукой похлопывает по наголо остриженной голове провинившейся девушки. Где этот храбрец был в 40-м году? Зачем сейчас ему винтовка?

Но кто вокруг? Чем, например, четыре года подряд занимался тот же храбрый парикмахер? Что делал всего неделю назад? Разве не брил и не стриг месье коменданта, улыбаясь, опускал в карман немецкие марки, любезно провожал к выходу и, склонив голову, распахивал перед ним дверь? А элегантный господин, который, далеко отставив руки, старательно выводит свастику у девушки на лбу? Так же старательно шлифовал он бокалы и протирал столики перед немецкими гостями – с осени 1940 не пустовал его ресторанчик на перекрестке. Свастика сама просится на его сверкающую лысину. Или толстяк справа – он что-то кричит, гневно размахивая руками. Сколько ящиков вина купили в его магазине оккупанты? В стороне злорадно ухмыляются девицы. А ведь попадись «бош» посимпатичнее, тоже могли оказаться на месте обвиняемой. Но не будем углубляться в эту разбушевавшуюся толпу. Ни те, ни другие сочувствия не вызывают – только отвращение. Вольно или невольно, но большинство собравшихся на площади четыре года обслуживали и содержали оккупантов. Кормили их, поили, обшивали, обстирывали, развлекали, оказывали множество других услуг, заключали с ними сделки и часто неплохо зарабатывали. А ведь это только самый безобидный – «бытовой» коллаборационизм! Чем немецкие сожительницы хуже? Разве не вся страна спала с врагом? Неужели некого больше показать в документальных лентах?

Армия – цвет и здоровье нации – не сумела защитить своих женщин, оставила жен, сестер и дочерей на поругание захватчикам. И теперь французские мужчины мстят им за свою трусость. Такими расправами честь прекрасной Франции не восстановить, но и глубже в грязь не втоптать – 60 лет уже как на самом дне.

В общем, как говорят французы: если нет решения проблемы, если нет ответа на волнующий вопрос – тогда «ищите женщину!» – «шерше ля фамм!»

http://club.berkovich-zametki.com/?p=15197

Обострение противоречий между державами в 30-е годы привело к складыванию двух враждующих блоков: англо-франко-американского и германо-итало-японского. Германо-итало-японский блок оформился в виде «антикоминтерновского пакта» и преследовал цель не только передела мира, но и установления во всем мире фашистских режимов, что представляло большую опасность для человечества. Англия , США и Франция ставили своей задачей ослабить опасных империалистических конкурентов, направив их агрессию против Советского Союза.

Напав на Польшу, гитлеровская Германия направила на фронт 53 дивизии, 2500 танков и 2000 самолетов. Польская армия, несмотря на героическое сопротивление отдельных воинских частей (в битве над Бзурой, в обороне Варшавы), была не в силах противостоять натиску германских войск, которые стремительно продвигались в глубь страны. Польша потерпела поражение.

Англия и Франция, которые были союзницами Польши, объявили 3 сентября 1939 году войну Германии. Но, вступив в войну, они еще надеялись направить фашистские войска против СССР и не вели активных действий, хотя 110 французским и 5 английским дивизиям на Западном фронте противостояло лишь 23 дивизии Германии. 12 сентября 1939 года на заседании англо-французского Верховного военного совета было решено проводить в войне с Германией тактику пассивной обороны.

Так началась «странная война», длившаяся в течение сентября 1939 - мая 1940 годов. Ни одна сторона не развертывала активных военных действий. Это позволило Германии быстро разгромить Польшу и подготовиться к новым военным кампаниям, несколько более активными были морские военные сражения. Немецкие подводные лодки потопили английский линкор «РойялОк», авианосец «Корейджес» и большое количество английских и французских торговых судов.

В начале войны США заявили о своем нейтралитете. Правящие круги США рассчитывали использовать создавшуюся ситуацию в интересах своего обогащения укрепления своего могущества. Одновременно они поощряли продвижение Германии на восток. Однако нараставшие противоречия с фашистским блоком заставили США ориентироваться на сближение с Англией и Францией.

Германия, наращивая свои вооруженные силы, разрабатывала планы захвата стран Западной Европы.

9 апреля 1940 года она начала вторжение в Данию и Норвегию. Дания немедленно капитулировала. Население и армия Норвегии оказали сопротивление немецким вооруженным силам. Англия и Франция предприняли попытку помочь Норвегии своими войсками, однако это им не удалось, и Норвегия была оккупирована.

На очереди была Франция. Фашистская Германия разработала план ее захвата через нейтральные государства: Бельгию, Голландию, Люксембург. Германское военное командование, прибегнув к провокации, организовало налет на немецкий город Фрейбург, обвинив в этом авиацию Голландии и Бельгии. Германское правительство 10 мая 1940 года отдало приказ о вторжении немецких войск в Бельгию, Голландию, Люксембург. Одновременно развернулось германское наступление на Францию. Период «странной войны» закончился.

Недальновидная политика правящих кругов Англии и Франции привела к тяжелым последствиям. 14 мая капитулировали Нидерланды. Крупные соединения французских, бельгийских и английских войск оказались прижатыми к морю вблизи Дюнкерка. Только часть их смогла эвакуироваться на Британские острова. Бельгия со своими войсками капитулировала 28 мая.

Оккупация Франции фашистской Германией

21 марта 1940 года главой правительства стал Поль Рейно . Во время начавшегося 10 мая 1940 года наступления Германии на Францию правительство проявило полную неспособность организовать отпор агрессору: 14 июня без всякого сопротивления Париж был сдан врагу. Через два дня Рейно ушел в отставку. Новое правительство возглавил маршал Петэн , 22 июня Франция приняла условия капитуляции, продиктованные ей Германией. В результате поражения в войне две трети территории Франции, а с ноября 1942 года вся страна была оккупирована нацистскими войсками.

По условиям капитуляции правительство Петэна снабжало фашистскую Германию сырьем, продовольствием, промышленными товарами, рабочей силой, ежедневно выплачивая ей 400 млн франков.

Правительство Петэна, резиденция которого находилась в городе Виши, прекратило деятельность представительных учреждений, распустило все прежние политические партии и общественные объединения, разрешило создание фашистских организаций. Германии были предоставлены военные базы, порты, аэродромы на принадлежавших Франции территориях Ближнего Востока и Северной Африки.

Борьба французского народа

Французский народ не смирился с участью, которую ему уготовили новые правители страны. Как справедливо заметил известный историк А. 3. Манфред, «национальные силы оказались выше своих руководителей».

В стране возникло движение Сопротивления , объединившее патриотические силы Франции.

Наряду с движением Сопротивления внутри страны за пределами Франции возникло патриотическое антифашистское движение «Свободная Франция». Возглавил его эмигрировавший в Англию генерал де Голль , который входил в состав последнего правительства третьей Республики. 18 июня 1940 года в выступлении по лондонскому радио де Голль призвал к сопротивлению и объединению всех французов, оказавшихся по разным причинам вне своей страны. 7 августа 1940 года де Голль получил согласие Черчилля на формирование на территории Англии добровольческих французских вооруженных сил. Во Франции сторонники де Голля также стали создавать свои организации.

После нападения Германии на СССР во Франции в начале июля 1941 года был создан Национальный фронт , в который вошли коммунисты, социалисты, христианские демократы, радикал-социалисты и представители других партий. Национальный фронт ставил перед собой задачу изгнания фашистских оккупантов с французской территории, наказания военных преступников и их пособников, восстановления суверенитета и обеспечения демократических выборов правительства. Создание новой организации придало массовый характер движению Сопротивления.

Одновременно в стране развертывалась вооруженная борьба франтиреров («вольных стрелков») и партизан, которыми руководили коммунисты. К лету 1944 года численность отрядов франтиреров и партизан составляла 250 тысяч человек. Десятки тысяч из них были арестованы, заключены в концлагеря, многие казнены, в том числе восемь членов ЦК ФКП. Всего же за свободу и независимость родины пало 75 тысяч французских коммунистов, за это ее назвали «партией расстрелянных».

В ноябре 1942 года между ФКП и сторонниками де Голля было заключено соглашение о совместных действиях. В мае 1943 годя был создан Национальный совет Сопротивления, который стал значительным шагом в объединении всех антигитлеровских сил Франции. 3 июня 1943 года в Алжире был сформирован Французский Комитет Национального Освобождения (во главе с де Голлем и Жиро), который по существу стал Временным правительством Франции.

Сплочение антифашистских сил в единый фронт позволило приступить к подготовке вооруженного восстания против оккупантов. В начале 1944 года все боевые организации французских патриотов - участников Сопротивления, слились в единую армию «французские внутренние силы» общим числом в 500 тысяч человек.

Летом 1944 года во Франции начались вооруженные восстания, охватившие 40 департаментов страны. Почти половина оккупированной территории была освобождена силами восставших патриотов. Бойцы отрядов Сопротивления помогли отрядам англо-американских войск высадиться и закрепиться в и своими силами Освободили города , Клермон-Ферран и другие.

19 августа 1944 года французские патриоты подняли антифашистское вооруженное восстание в Париже, а уже 25 августа руководители восстания приняли капитуляцию у немецкого коменданта. Вскоре в Париж прибыло Временное правительство во главе с де Голлем.

Какое отношение к победе над фашизмом имеет Франция?

Свободолюбивая, демократическая и лево-ориентированная Франция (именно к такому историческому облику привыкли многие из нас) была не более чем мифом. Историк Зеев Штернхель в своих работах не раз поднимал вопрос о «французских корнях фашизма».

Конечно, в Советском Союзе прекрасно понимали, что «великое» французское сопротивление нельзя было ни в кой мере сравнивать с партизанским движением в Белоруссии или Югославии , так как оно, по некоторым оценкам, уступало в своем размахе даже Италии и Греции . Но, тем не менее, Франция виделась советским политикам как самое слабое звено в капиталистической системе, опять же Шарль Де Голль не стеснялся демонстрировать своё откровенно скептическое отношение к США и НАТО , а потому на некоторые мифы французской истории смотрели сквозь пальцы.

Сейчас же ситуация изменилась кардинально. От былой французской самостоятельной политики не осталось и следа . Франция – вне зависимости от того, какое партийное правительство находится у власти – ведёт себя как послушный сателлит США. А это даёт повод нам, россиянам, гражданам страны, которая понесла от войны самый большой в мире урон, наконец беспристрастно взглянуть на так называемого французского союзника по антигитлеровской коалиции …

Война от кутюр

Когда в сентябре 1939 года началась Вторая мировая война , французское общество встретило её в высшей мере странно: появилось… изобилие новых «патриотических» шляпок?! Так, хитом продаж стали так называемые «астраханские фески». Кроме этого из Англии стала усиленно завозиться клетчатая ткань, которая шла на покрой женских береток. Этот фасон головных уборов сразу же вызвал к жизни множество новых причёсок. Многое заимствовалось из военного багажа.

Так, например, шляпка разработанная Розой Деска , весьма напоминала английскую фуражку. Кроме этого почти сразу же вошёл в моду новый аксессуар. Многие носили на боку обязательный противогаз. Страх перед газовыми атаками был настолько велик, что в течение нескольких месяцев парижане не решались без него даже выходить на улицу. Противогаз можно было заметить везде: на рынке, в школе, в кино, в театре, в ресторане, в метро. Некоторые из француженок проявили весьма немалую изобретательность в том, чтобы замаскировать противогазы. Высокая мода почти сразу же почувствовала эту тенденцию. Так на свет стали появляться причудливые сумки для противогазов, сделанные из атласа , замши или кожи.

Женщина с коляской оборудованной против газовых атак. Англия 1938 год

Тут же к этому процессу подключилась реклама и торговля. Появился новый стиль – в виде миниатюрных противогазов стали выпускать флаконы для духов и даже тюбики губной помады . Но особым шиком считались цилиндрические шляпные коробки, которые делались Ланвин. Они шагнули даже за Атлантику. С цилиндрическими сумочками, весьма напоминающими футляры для противогазов, стали ходить аргентинские и бразильские модницы, которым отнюдь не угрожали ужасы войны.

Война и её первые последствия (воздушные тревоги и прекращение подачи электричества) диктовали изменения в поведении французов, прежде всего горожанок. Некоторые из эксцентричных парижанок стали носить рубашки цвета хаки с позолоченными пуговицами. На жакетах стали появляться эполеты. Традиционные шляпки заменили стилизованные кивера, треуголки и фески. В моду вошли атрибуты опереточных военных. Многие молодые женщины, с лиц которых ещё не сошёл летний загар, отказывались укладывать свои волосы. Они ниспадали на их плечи, напоминая некий капюшон, которые ранее были призваны для того, чтобы защитить от холодов. Из моды почти сразу же вышли завитки и локоны.

На фоне официальной военной пропаганды в прессе громче всего звучали опять же странные на первый взгляд вопросы: как лучше было бы продать все коллекции модной одежды – французам и зарубежным клиентам? Как удержать пальму первенства, которая традиционно сохранялась за Парижской высокой модой? В одной из французских газет мелькнула такая фраза: «Где те славные старые деньки, когда люди со всех концов земного шара стекались в Париж ? Когда продажа одного роскошного платья позволяла правительству купить десять тонн угля ? Когда продажа литра духов позволяла купить две тонны бензина ? Что будет с 25 тысячами женщин, которые работали в Домах моды?»…

Как видим, поначалу война для французов была всего лишь неудобством , мешавшим модной жизни. Только так можно понять суть предложения, с которым к властям обратился известный французский модельер Люсьен Лелонг. Он хотел получить гарантии государственной поддержки… французским кутюрье ! Он пытался объяснить, что в условиях войны такая поддержка была жизненно необходимой, а продолжение пошива нарядов высокого класса во Франции позволило бы сохранить присутствие на иностранных рынках! Он говорил:

«Роскошь и комфорт – это отрасли национальной промышленности . Они приносят миллионы валютных резервов, в которых мы сейчас так остро нуждаемся. То, что Германия зарабатывает при помощи машиностроения и химической промышленности, мы зарабатываем прозрачными тканями, духами, цветами и лентами»…

Ситуация мало изменилась, когда прошёл период «странной войны» и начались реальные боевые действия. Катастрофу жители Франции видели главным образом лишь в том, что оказались закрытыми фешенебельные магазины, варьете и рестораны. Теперь война воспринималась не просто как неудобство, а как разорительный моме нт. В итоге поражение Франции в войне было встречено хоть и насторожено, но без трагических настроений.

Прерванная некогда повседневная жизнь возобновилась фактически сразу же после оккупации немцами Северной Франции. Уже 18 июня 1940 года почти все магазины открыли на своих витринах железные ставни. Крупные универмаги Парижа: «Лувр », «Галери», «Лафайет» и т.д. – вновь начали свою работу. Годы спустя во Франции появится новый литературный жанр – «Как я не любил бошей» (в Германии его аналогом станет «Как я сочувствовал антифашистам»).

Однако действительные дневниковые записи, сделанные французами во второй половине 1940 года, демонстрировали совершенно иную картину. Многие едва ли не ликовали, что вновь могли открыть свои заведения . Владельцев магазинов, лавочек и ресторанов радовало небывалое количество «новых посетителей ». Ещё больше их восхищало, что готовые покупать все подряд немцы платили наличностью …

Толпа женщин, детей и солдат с фирменным приветственным знаком нацистов. Франция

Большие группы «туристов» в униформе цвета фельдграу и в нарукавных повязках со свастиками активно фотографировали все парижские достопримечательности: Лувр, собор Парижской Богоматери, Эйфелеву башню. И хотя большинство населения настороженно наблюдало за происходившим, немало было и тех, кто открыто приветствовал оккупационные войска. Постепенно страх ушёл. Молодые девчонки-школьницы с заплетенными косичками иногда набирались храбрости, чтобы улыбнуться завоевателям. По Парижу постепенно разлеталось: «Какие они вежливые !», «Какие они симпатичные !». Немцы стали «очаровательными оккупантами ». В метро, не задумываясь, они уступали места пожилым людям и женщинам с детьми. Оживилась не только торговля, но и общественная жизнь, хотя это происходило весьма специфическим образом.

Путь в нацистский ЕС

«Европейская идея глубоко укоренилась во Франции. С тех пор, как Европа стала ассоциироваться в первую очередь с Германией , то эта идея работает исключительно на нас. В настоящее время выставка «Франция-европейка», открытие которой было организовано нашими дипломатическими службами, привлекает внимание множества посетителей. Мы подключили радио, прессу и литературных обозревателей, чтобы непрерывно пропагандировать европейскую идеологию».

Именно такие слова содержались в сообщении немецкого посла Отто Абеца , которое 23 июня 1941 года было направлено имперскому министру иностранных дел Риббентропу . Надо сказать, что «европейские идеи » для Франции были не новы.

Именно французский министр иностранных дел Аристид Бриан в конце 20-ых годов выдвинул идею объединения Европы . Её тут же активно принялись обсуждать как в левых, так и в правых кругах республики. Во Франции появляется множество новых журналов: «Новый порядок », «Новая Европа », «Планы», «Борьба молодых». Уже из названий следует, что молодые французские интеллектуалы, придерживающиеся разных политических воззрений, искали новые пути, чтобы преобразовать «старую Европу» с её спорными территориями , взаимными упрёками, экономическими кризисами и политическими скандалами. Активно обсуждались вопросы того, насколько было возможно возникновение общеевропейского патриотизма, надклассового социализма, и могли ли эти явления стать базой для объединения всех западноевропейских народов.

Надо отметить, что эти дискуссии не прекратились и в годы Второй мировой войны. Ни в одной европейской стране, находившейся под контролем Германии не писалось столько о «европейской идее », как во Франции! Не успело сформироваться т.н. «вишисткое правительство», как его самые молодые представители тут же обратились к немецкому послу Абецу . Они представили немецкому дипломату план реорганизации Франции, которая должна была не просто соответствовать «стандартам» стран «оси», но и интегрировать свою экономику в общее (читай германское) экономическое пространство . Программное заявление отнюдь не походило на просьбу оккупированной страны – представители «вишистского правительства» намеревались «через поражение Франции обрести победу Европы».

В частности, в их меморандуме говорилось:

«Мы вынуждены занять активную позицию, так как наша страна находится в бедственном положении. Военное поражение, растущая безработица, призраки голода дезориентировали общественность. Пребывая под пагубным влиянием старых предубеждений, лживой пропаганды, которая кормится фактами чуждыми жизни простого народа, вместо того, чтобы взирать в будущее наша страна оборачивается в ушедшее прошлое, довольствуясь голосами, раздающимися из-за границы. Мы же предлагаем нашим землякам крайне полезную и захватывающую сферу деятельности, которая способна удовлетворить насущные интересы страны, революционные инстинкты и взыскательное национальное самосознание».

Предлагаемое преобразование Франции включало в себя семь важных компонентов: принятие новой политической конституции, преобразование французской экономики , которая должна была интегрироваться в европейской хозяйство , принятие программы общественных работ в области строительства, создание национал-социалистического движения , новые ориентиры во внешней политике Франции.

Из всего это перечня нас в первую очередь должен интересовать именно вопрос о «новой» внешней политике. По этому вопросу в документе сообщалось следующее:

«Французское правительство не хочет злоупотреблять оказанным ему доверием, а потому не позволит воссоздать прошлую систему союзов, ориентированную на сохранение т.н. равновесия в Европе . Кроме этого Франция не должна быть слабым местом, а именно зоной, через которую бы просачивались неевропейские политически идеи. Франция навсегда связана с судьбой континента, делает акцент на солидарность, которая в будущем должна объединить нашу страну со всеми народами Европы. Исходя из этого, мы полагаем, что Франция должна стать оборонительным рубежом Европы, что предопределено нашими морским побережьем, а потому может стать европейским бастионом в Атлантике. Франция сможет справиться с этим заданием, если в этой сфере будет применяться столь же гармоничное распределение обязанностей, что и области экономики. Франция должна защитить Европы в первую очередь благодаря силе своего флота и колониальных войск».

По большому счёту «европейская идея » во Франции носила явно англофобский характер. В этом не было ничего удивительного, если принять во внимание подробности встречи маршала Петена и Гитлера, которая состоялась 24 октября 1940 года в городке Монтуар-сюр-ле-Луар. В ходе этих переговоров Гитлер заявил маршалу, ставшему главой Франции:

«Кто-то должен платить за проигранную войну. Это будет либо Франция, либо Англия. Если Англия покроет расходы, Франция займет подобающее ей место в Европе и может полностью сохранить своё положение колониальной державы ».

Активисты, сплотившиеся вокруг журнала «Новая Европа», активно развивали эту тему. В ход шла история с погибшей на костре Жанной Д’Арк , предательское бегство английских войск из Дюнкерка, атаки на французский флот близ Мерс-эль-Кебира и многое другое…

… Казалось бы, на все эти исторические факты можно было и дальше смотреть сквозь пальцы, что, собственно, и делалось в своё время советскими политиками. Однако первый тревожный звонок для нас раздался в 1994 году, когда делегацию России не пригласили на торжества, посвященные открытию Второго фронта. Тогда же западное сообщество отрыто намекнуло, что дескать Франция является настоящей страной-победительницей, а Россия «как бы не очень». И сегодня эти настроения по извращению истории на Западе только усиливаются.

Так что нашим историкам и дипломатам имеет смысл (пока не поздно) поставить перед мировой общественностью целый ряд вопросов, требующих предельно ясного ответа:

– почему на одного француза, уходившего в партизаны, приходилось несколько его соотечественников, которые добровольно записывались в части Вермахта и Ваффен-СС?

– почему на сто лётчиков из эскадрильи «Нормандия-Неман» приходилось многие тысячи французов, которые оказались в советском плену, когда воевали на стороне Гитлера?

– почему радикальный французский фашист Жорж Валуа закончил свои дни в концентрационном лагере Заксенхазуен, а французский коммунист Жак Дорио направился добровольцем на Восточный фронт, чтобы воевать против СССР ?

– почему последние бои в Берлине у рейхсканцелярии красноармейцам приходилось вести не против фанатичных немцев, а против французских эсэсовцев ?

– почему не отличающиеся длинной исторической памятью европейцы стали приписывать произвол, творимый французскими оккупационными властями на территории Германии, частям Красной Армии?

– почему деятель вишисткой администрации Франсуа Миттеран после окончания войны стал уважаемым политиком , а великий французский литератор Луи-Фердинанд Селин был подвергнут «общественному бесчестию»?

– почему сотрудничавший с оккупантами модельер Люсьен Лелонг был провозглашен деятелем «культурного сопротивления» («Он спасал французскую моду»), а французский новеллист и журналист Робер Бразильяк был расстрелян как пособник оккупантов?

И, наконец, самые главные два вопроса:

– может ли Франция считаться победительницей фашизма, если именно её хищническая политика, проводимая под прикрытием Версальского мирного договора, с одной стороны спровоцировала возникновение итальянского фашизма и германского национал-социализма, а с другой стороны заложила основу для глобального геополитического конфликта , который в итоге вылился во Вторую мировую войну?

Франция во время оккупации во 2 мировой войне.

Опрос во Франции: Кто внес наиболее значимый вклад в победу над Германией во Второй Мировой войне? 60 лет пропаганды...

Более подробную и разнообразную информацию о событиях, происходящих в России, на Украине и в других странах нашей прекрасной планеты, можно получить на Интернет-Конференциях , постоянно проводящихся на сайте «Ключи познания» . Все Конференции – открытые и совершенно безплатные . Приглашаем всех просыпающихся и интересующихся…

После предыдущей записи о парижском Бессмертном полке возникло обсуждение: а празднуют ли здесь Победу, что были для парижан оккупация и освобождение? Не хочу давать однозначных ответов, как и делать какие-то выводы. Но предлагаю послушать очевидцев, посмотреть их глазами, подумать над несколькими цифрами.

Немецкие солдаты смотрят на Париж с Эйфелевой башни, 1940

Робер Капа. Парижане на параде победы, 1944

Вот несколько сухих цифр.
- Франция была разбита немцами за полтора месяца. В Первую мировую она боролась 4 года.
- За время войны погибло 600 тыс. французов. В Первую мировую погибших было полтора миллиона.
- В движении Сопротивления участвовало 40 тыс. человек (из них примерно половина - французы)
- Войска Де Голлевской "Свободной Франции" насчитывали до 80 тыс. человек (из них ок. 40 тысяч французов)
- В германском Вермахте служило до 300 тыс. французов (из них в наш плен попало 23 тысячи).
- 600 тыс. французов были депортированы в Германию на принудительные работы. Из них 60 тыс. умерло, 50 тыс. пропали без вести, 15 тыс. были казнены.

И любое большое целое лучше воспринимается через призму малых событий. Приведу два рассказа моих хороших знакомых, которые были детьми в оккупированном Париже.

Александр Андреевский, сын белого эмигранта.
Мать Александра была еврейкой. С приходом немцев французы начали выдавать евреев или указывать немцам на людей, в ком подозревали евреев. "Мать видела как на нее стали коситься соседи, она боялась что скоро на нее донесут. Она пошла к старому раввину и спросила что ей делать. Тот дал необычный совет: поехать в Германию, поработать там несколько месяцев и вернуться с документами, которые выдадут немцы. Но чтобы при въезде в Германию у матери не проверили паспорт, раввин сказал ей опрокинуть в сумке баночку меда. Она так и сделала, и немецкий офицер на границе побрезговал брать в руки перепачканные и слипшиеся от меда документы. Четыре месяца я жил у знакомых, а потом мать вернулась из Германии и никаких подозрений по отношению к ней больше ни у кого не возникало."

Франсуаз д"Ориньи, потомственная аристократка.
"Во время оккупации мы жили в подпарижье, но мать иногда брала меня с собой в город. В Париже она всегда ходила сгорбившись, тихо, как мышка, глядя в землю и ни на кого не поднимая глаз. И так же заставляла ходить меня. Но однажды я увидела, как на меня смотрит молодой немецкий офицер и улыбнулась ему в ответ - мне тогда было 10 или 11. Мать мгновенно закатила мне такую оплеуху, что я чуть не упала. Больше я не немцев никогда не смотрела. А в другой раз мы ехали в метро и вокруг было полно немцев. Вдруг мать окликнул какой-то высокий мужчина, она очень обрадовалась, вся распрямилась и будто помолодела. Вагон был переполнен, но вокруг нас словно возникло пустое пространство, такой повеяло силой и независимостью. Я потом спросила, кто был этот человек. Мать ответила - князь Юсупов."

Посмотрите несколько фотографий о жизни времен оккупации и освобождения Парижа, мне кажется, они дают повод для размышлений.

1. Немецкий парад победы у Триумфальной арки в июне 1940 года

2. Установка немецких указателей на площади Конкорд.

3. Дворец Шайо. Присяга госслужащих и полиции новой власти

4. Елисейские поля, "новая жизнь", 1940

5. Немецкий агитационный грузовик на Монмартре. Трансляция музыки в ознаменование 30-ти дней взятия Парижа. Июль 1940

6. Немецкий солдат с француженкой на площади Трокадеро

7. В парижском метро

8. Продавщица немецких газет

9. Андре Зюкка. Жаркий день, набережная Сены

10. Андре Зюкка. Парижские модницы. 1942

11. Сад Тюильри, 1943

12. Возврат к конной тяге. Горючего в городе почти не было

13. Свадьба на Монмартре

14. Пьер Жаан. Переплавка памятников на металл. 1941

15. Отправка рабочих в Германию.

16. Депортация евреев, 1941

17. "Отправление из Бобиньи". С этого вокзала эшелоны уходили прямо в лагеря смерти.

18. У стен Лувра. Продукты распределялись по карточкам, поэтому многие разводили огороды.

19. Очередь в булочную на Елисейских полях

20. Раздача бесплатного супа

21. Вход в парижское метро - воздушная тревога

22. Легионеры антибольшевистского корпуса

23. Добровольческий французский легион отправляется на Восточный фронт

24. Парижане оплевывают пленных британских парашютистов, которых немцы ведут по городу.

25. Пытка участника Сопротивления в немецкой полиции

26. Схваченных членов движения Сопротивления ведут на расстрел

27. Робер Капа. Немецкий парашютист, пойманный партизанами Сопротивления

28. На баррикаде в Париже в августе 1944

29. Уличные бои в Париже. В центре Симон Сегуан, 18-летняя партизанка из Дюнкерка.

30. Робер Капа. Бойцы Сопротивления во время освобождение Парижа

31. Перестрелка с немецкими снайперами

32. Пьер Жаме. Шествие Дивизии Леклерка, авеню дю Мэн. Освобождение Парижа, август 1944

33. Робер Капа. Бойцы Сопротивления и французские солдаты празднуют освобождение Парижа, август 1944

34. Парижанка с союзниками

35. Робер Капа. Мать и дочь, которых обрили за сотрудничество с оккупантами.

36. Робер Капа. Париж приветствует генерала Де Голля, август 1944

P.S. А теперь французы мнят себя нацией-победительницей во II Мировой войне, участвуют в празднованиях Победы...
Да уж...

Освобождение Франции

До начала вторжения в Нормандию эта операция представлялась весьма опасным предприятием. Союзным войскам предстояло высадиться на побережье, которое противник занимал в течение четырех лет. У немцев было достаточно времени, чтобы укрепить здесь свои позиции и прикрыть их заграждениями. Немцы имели на западном фронте 58 дивизий, в том числе 10 танковых дивизий, способных нанести стремительный контрудар.

Возможности союзников создать превосходство в силах ограничивались тем, что им предстояло совершить переход морем, а также недостаточным количеством десантно-высадочных средств. В первом эшелоне десанта они могли высадить только шесть дивизий с моря и три воздушно-десантные дивизии. Потребовалась бы неделя, чтобы число дивизий возросло вдвое.

Таким образом, у союзников были основания опасаться за успех удара по Атлантическому валу (так назвал эти позиции немцев Гитлер). Вполне возможно, что немцы сумели бы сбросить десант союзников в море.

Однако в действительности вскоре после высадки союзникам удалось создать плацдарм шириной около 80 миль. Противник не попытался серьезно контратаковать, пока союзные войска не начали наступление с плацдарма. Это наступление осуществлялось по плану, разработанному Монтгомери. Фронт немцев во Франции стал быстро рушиться.

Если оглянуться назад, может показаться, что вторжение произошло легко и без срывов, однако это неверно. Это была операция, которая «развивалась по плану», но совсем не по расчету времени. Вначале шансы на успех были невелики. Конечный успех операции позволил как бы закрыть глаза на тот факт, что вначале союзники находились в опасном положении.

Распространенное мнение о том, будто вторжение развивалось гладко и уверенно, - следствие утверждений Монтгомери, что «бои шли точно так, как планировалось перед вторжением». Так, он писал, что «союзные армии вышли к Сене через 90 дней». Согласно приложенной к плану карте, подготовленной в апреле войска должны были выйти на этот рубеж к Д+90.

Монтгомери любил утверждать, что любая проведенная им операция развивалась в точном соответствии с его намерениями. Эта черта часто скрывала другую черту Монтгомери - умение приспособиться к обстоятельствам. Он умел сочетать гибкость с решительностью.

План предусматривал захватить Кан в первый же день, 6 июня. Береговые оборонительные позиции немцев были заняты к 9.00. Однако в мемуарах Монтгомери ничего не говорилось о том, что наступление на Кан началось лишь во второй половине дня. Это объяснялось не только образовавшейся пробкой на участках высадки, но и чрезмерной осторожностью командиров на местах, хотя им в то время ничто не мешало начать наступление с плацдарма. Когда же войска наконец двинулись к Кану - ключевому пункту в районе вторжения, - сюда уже прибыла немецкая танковая дивизия (единственная в Нормандии) и задержала продвижение союзников. Прошло больше месяца, пока Кан наконец после тяжелых боев был занят и очищен от противника.

Так, первоначально Монтгомери рассчитывал, что действовавшие на правом фланге бронетанковые части сумеют выдвинуться в Виллер-Бокажу, в 20милях от берега, и перерезать дороги, ведущие на запад и юг от Кана. Об этом тоже ничего не говорится в мемуарах Монтгомери. В действительности же бронетанковые части продвигались медленно, хотя сопротивление противника западнее Кана после прорыва береговой обороны было незначительным. Впоследствии пленные показали, что до третьего дня операции участок фронта шириной в 10 миль прикрывался только одним немецким разведывательным батальоном. К исходу третьего дня в этот район прибыла третья по счету немецкая танковая дивизия. В результате англичане, вступившие 13 июня в Виллер-Бокаж, вскоре были выбиты из этого города. Немцы получили в подкрепление еще одну танковую дивизию. В итоге Виллер-Бокаж союзники заняли только через два месяца после высадки.

Рис. 20. Высадка союзных войск в Нормандии и ход боевых действий(6 июня - 25 июля 1944 года)

По первоначальному плану весь полуостров Котантен с портом Шербур намечалось занять через две недели после высадки, а через 20 дней (Д+20) начать наступление на западном участке фронта. Однако темпы продвижения американских войск на этом участке оказались ниже, чем предполагалось, хотя значительная часть немецких сил, в том числе и прибывшие подкрепления, были брошены на противодействие англичанам, наступавшим в районе Кана, как и рассчитывал Монтгомери.

Наступление с плацдарма началось на западном участке, как и планировал Монтгомери, но это произошло в конце июля с опозданием на 36 дней (Д+56).

Было совершенно очевидно, что если союзникам удастся захватить достаточно большой по глубине и ширине плацдарм, то их общее численное превосходство рано, или поздно обеспечит возможность начать наступление с плацдарма. Ничего не могло бы задержать наступление вторгнувшихся войск, если бы союзникам удалось захватить достаточное пространство для накопления необходимых сил.

На практике удлинение боя за плацдарм пошло только на пользу союзникам. Хотя большая часть немецких сил на Западе находилась здесь, они прибывали очень медленно. Сказывались разногласия в кругах высшего немецкого командования и активные действия многочисленной авиации союзников, господствующей в воздухе. Первыми прибыли танковые дивизии. Их использовали для задержки продвижения союзных войск. Таким образом танковые дивизии были вынуждены фактически действовать как пехотные. В результате немцы потеряли подвижные войска, которые им были столь необходимы для ведения боевых действий на открытой местности. Упорное сопротивление противника, замедлившее вначале наступление союзников с плацдарма, в дальнейшем обеспечило англо-американским войскам свободный путь через Францию, как только они вышли с плацдарма.

Союзники не имели никаких шансов захватить и удержать плацдарм, если бы не их полное господство в воздухе. Авиацией командовал главный маршал авиации Теддер, заместитель верховного главнокомандующего Эйзенхауэра. Авиация оказала большую поддержку при высадке с моря. Решающую роль сыграли и парализующие действия авиации. Уничтожив большинство мостов через Сену на востоке и через Луару на юге, авиация союзников изолировала в стратегическом отношении район боев в Нормандии.

Немецким резервам пришлось двигаться в обход и такими темпами, что они либо запаздывали, либо прибывали в недееспособном состоянии.

Отрицательно сказались также противоречия в немецком руководстве - между Гитлером и его генералами, а также между самими генералами.

Первоначально главная трудность для немцев заключалась в том, что им пришлось оборонять побережье протяженностью 3 тыс. миль - от Голландии до Италии. Из 58 дивизий половину составляли дивизии, которые были привязаны к назначенным им полосам обороны на побережье. Другую половину составляли дивизии, в том числе десять танковых, которые отличались высокой мобильностью. Это позволяло немцам сосредоточить превосходящие силы, способные сбросить десант союзников в море прежде, чем он закрепится на берегу.

В момент вторжения союзников единственная находившаяся в Нормандии вблизи района высадки десанта танковая дивизия сумела не допустить захвата Кана войсками Монтгомери. Одной из частей дивизии даже удалось выйти к берегу в районе высадки английских войск, но удар немцев был слишком слаб и никакого значения не имел.

Если бы даже три танковые дивизии из десяти, находившиеся в районе высадки десанта к четвертому дню, смогли бы вступить в бой в первый день, то союзники были бы сброшены в море не успев закрепиться на берегу. Однако такой решительный и мощный контрудар не был нанесен из-за несогласия в немецком руководстве по вопросу о том, где произойдет вторжение и как следует действовать в этом случае.

В оценки места высадки предчувствия Гитлера оказались вернее расчетов его генералов. Однако в последующем постоянные вмешательства фюрера и строгий контроль с его стороны лишили военное командование возможности выправить положение, что в итоге привело к катастрофе.

Командующий войсками на Западном фронте генерал-фельдмаршал Рундштедт считал, что союзники высадятся в самой узкой части Ла-Манша - между Кале и Дьеппом. Он исходил из того, что со стратегической точки зрения это самый правильный для союзников выбор. Однако этот вывод основывался на недостаточной информации. Немецкой разведке так и не удалось узнать что-либо существенное о подготовке войск к его вторжению.

Начальник штаба Рундштедта генерал Блюментрит позже на допросе показал, насколько слабо действовала немецкая разведка: «Из Англии поступало очень мало достоверной информации. Разведка давала нам общие сведения о районах сосредоточения войск в южной Англии, где действовало несколько наших агентов, которые с помощью радио сообщали все, что видели своими глазами. Но этим агентам удалось узнать мало… Мы не могли определить, где намерены высадиться союзники».

Гитлер, однако, был убежден, что высадка будет произведена в Нормандии. Начиная с марта он не раз направлял генералам предупреждения о возможной высадке союзников между Каном и Шербуром. На основе чего Гитлер пришел к такому выводу, оказавшимся правильным? Генерал Варлимонт, работавший в его ставке, утверждает, что на эту мысль Гитлера навели сведения о расположении войск в Англии, а также убеждения, что союзники сразу попытаются захватить один из крупных портов. Таким наиболее вероятным портом мог стать Шербур. Вывод Гитлера был подкреплен сообщениями агентов о крупной учебной высадке, проведенной в Девоне, где войска высаживались на равнинном открытом побережье, аналогичным по условиям намеченному району высадки в Нормандии.

Роммель, командовавший войсками на побережье Ла-Манша, придерживался такой же точки зрения, что и Гитлер. Незадолго до вторжения союзников Роммель попытался ускорить строительство подводных препятствий и блиндажей, а также постановку минных полей. К июню оборонительные сооружения имели гораздо большую плотность, чем весной. Однако, к счастью для союзников, у Роммеля не было ни времени, ни возможности довести оборону в Нормандии до желаемого состояния или хотя бы до состояния обороны на рубеже восточнее р. Сена.

Рундштедт не разделял мнение Роммеля о методах отражения высадки десанта. Рундштедт считал необходимым нанести контрудар после высадки, а Роммель полагал, что такой удар после высадки будет запоздалой мерой ввиду господства союзников в воздухе.

Роммель считал, что проще всего разгромить десант на берегу, пока он еще там не закрепился. По словам офицеров штаба Роммеля, «на фельдмаршала оказывали сильное влияние воспоминания о том, как его войскам в Африке приходилось по нескольку дней оставаться в укрытиях из-за налетов авиации, силы которой были тогда несравненно слабее тех, которые действовали против него сейчас».

Принятый план действий был компромиссным и провалился. Хуже всего было то, что Гитлер упорно стремился управлять боевыми действиями, находясь в Берхтесгадене, и жестоко контролировал использование резервов.

В Нормандии у Роммеля была всего одна танковая дивизия. Он подтянул ее к Кану. Это дало возможность в день высадки десанта задержать продвижение англичан. Напрасными оказались просьбы Роммеля дать ему еще одну дивизию для размещения на позициях в Сен-Ло, то есть поблизости от участка высадки американских войск.

В день высадки десанта много времени ушло на споры между немецкими руководителями. Ближе всего к району вторжения находился 1-й танковый корпус СС, но Рундштедт не мог использовать его без разрешения ставки Гитлера, Блюментрит писал:

«В 4.00 по поручению фельдмаршала Рундштедта я позвонил по телефону в ставку, чтобы получить разрешение использовать корпус для поддержки контрудара Роммеля. Однако Йодль от имени Гитлера ответил мне отказом. По его мнению, высадку в Нормандии следовало рассматривать как попытку отвлечь внимание от главного удара, который будет нанесен в другом районе, где-то восточнее Сены. Наш спор продолжался до 16.00, когда наконец было получено разрешение использовать корпус».

Поразительно, что Гитлер не знал о вторжении союзников почти до полудня, а Роммель отсутствовал в штабе. Не случись этого, немцы вероятно, смогли бы быстрее принять решительные контрмеры.

Гитлер, как и Черчилль, любил бодрствовать далеко за полночь. Эта привычка была изнурительной для работников их штабов, которые допоздна задерживались на службе, и часто им приходилось заниматься на следующее утро важными делами, не отдохнув. Йодль, не желая беспокоить Гитлера рано утром, взял на себя ответственность отказать Рундштедту в просьбе о резервах.

Разрешение использовать резервы могло бы быть получено раньше, если бы Роммель находился в Нормандии. Не в пример Рундштедту Роммель часто разговаривал с Гитлером по телефону и имел на него большое влияние, чем кто-либо еще из генералов. Однако Роммель за день до вторжения союзников уехал в Германию. Поскольку сильный ветер и бурное состояние моря делали маловероятной высадку десанта. Роммель решил поговорить с Гитлером, чтобы убедить его в необходимости увеличить число танковых дивизий в Нормандии, а заодно и побывать дома в Ульме на семейном торжестве по случаю дня рождения жены. Рано утром, когда Роммель собирался с визитом к Гитлеру, по телефону ему сообщили, что началось вторжение. В свой штаб Роммель вернулся лишь к вечеру, а к этому времени десант уже прочно закрепился на берегу.

Командующий армией в этом районе Нормандии был также в отъезде. Он руководил учениями в Бретани. Командир танкового корпуса, составлявшего резерв армии, уехал с визитом в Бельгию. Командира еще одного из соединений не оказалось на службе. Таким образом, благодаря решению Эйзенхауэра осуществить высадку, несмотря на бурное состояние моря, союзники оказались в очень выгодном положении.

Как ни странно, но Гитлер, угадавший место вторжения, после его начала вдруг решил, что это лишь демонстрация, за которой последует высадка более крупных сил восточнее Сены. Поэтому он и не хотел перебрасывать резервы их этого района в Нормандию, Такая убежденность явилась следствием того, что разведка переоценила число союзных дивизий в Англии. Частично в этом «повинны» меры оперативной маскировки, принятые союзниками, а частично - меры по борьбе с немецким шпионажем.

Когда первые контратаки не принесли успеха и когда стало ясно, что помешать союзникам наращивать силы на плацдарме не удастся, Рундштедт и Роммель поняли бесполезность сопротивления на западных рубежах.

Блюментрит писал:

«В отчаянии фельдмаршал Рундштедт обратился к Гитлеру с просьбой приехать во Францию для беседы. Он и Роммель отправились встречать Гитлера в Суассон 17 июня и попытались разъяснить ему сложившуюся обстановку… Но Гитлер настаивал на том, чтобы ни в коем случае не отступать. “Держитесь на своих позициях!” - заявил фюрер. Он даже не разрешил нам производить перегруппировку войск по собственному усмотрению. Поскольку Гитлер не хотел изменить своего распоряжения, войска должны были вести бои на невыгодных рубежах. Какого-либо плана действий больше не существовало. Мы просто пытались выполнить приказ Гитлера - любой ценой удерживать рубеж Кан, Авранш».

Гитлер отмахнулся от предупреждений фельдмаршалов, заверив их, что новое оружие (летающие бомбы «фау») скоро окажет решающее действие на ход войны. Тогда фельдмаршалы потребовали применить это оружие (если оно столь эффективно) против десанта или (если первое технически трудно сделать) против портов южной Англии. Но Гитлер настаивал, что бомбовые удары нужно направить против Лондона, чтобы «склонить Англию к миру».

Однако летающие бомбы не дали того эффекта, на который рассчитывал Гитлер, а давление союзников в Нормандии усилилось, Гитлер решил отстранить Рундштедта и заменить его Клюге, находившемся на Восточном фронте.

«Фельдмаршал фон Клюге - энергичный, решительный военачальник, - писал Блюментрит. - Сначала у него было радостное настроение и уверенность в себе, как и у каждого только что назначенного командующего… Несколько дней спустя он помрачнел и больше не делал оптимистических заявлений. Гитлеру не нравился изменившийся тон его донесений».

17 июля Роммель получил тяжелые ранения: его автомобиль подвергся обстрелу союзных самолетов и потерпел аварию. Три дня спустя была предпринята попытка убить Гитлера в его ставке в Восточной Пруссии. Разорвавшаяся бомба не поразила главный объект заговорщиков, но «ударная волна» этого взрыва оказала огромное влияние на ход боевых действий на Западе в этот решающий момент.

Блюментрит писал: «В результате проведенного расследования гестапо обнаружило документы, в которых упоминалась фамилия фельдмаршала Клюге, и последний оказался под подозрением. Еще один инцидент усложнил дело. Вскоре после начала наступления войск Брэдли с плацдарма в Нормандии, когда разгорелись бои в районе Авранша, фельдмаршал Клюге больше двенадцати часов не имел связи со своим штабом. Это произошло потому, что во время поездки на фронт он попал под сильный артиллерийский налет… Тем временем мы страдали от “бомбардировки” с тыла. Долгое отсутствие фельдмаршала в штабе сразу же вызвало подозрение у Гитлера, особенно в связи с найденными гестапо документами. Гитлер подозревал, что фельдмаршал предпринял поездку на фронт, чтобы установить контакт с союзниками и подготовить капитуляцию. Тот факт, что фельдмаршал все же вернулся в штаб, не принес Гитлеру успокоения. этого дня все приказы Гитлера фельдмаршалу Клюге формулировались в резких, оскорбительных выражениях. Фельдмаршала это беспокоило. Он опасался, что в любой момент его могут арестовать. Ему все больше становилось ясно, что он не сможет доказать свою лояльность каким-либо успехом в боевых действиях.

Все это значительно снизило оставшиеся шансы не допустить прорыва союзников с плацдарма. В эти критические дни фельдмаршал Клюге не уделял должного внимания тому, что происходило на фронте. Он все время был настороже, ожидая репрессий со стороны ставки Гитлера.

Фон Клюге не был единственным генералом, встревоженным возможными последствиями заговора против Гитлера. Страх сковал многих генералов и офицеров верховного командования на несколько недель и даже месяцев после покушения на фюрера».

25 июля американская 1-я армия начала наступательную операцию под кодовым наименованием «Кобра». Развить успех предстояло только что высадившейся 3-й армии Паттона. Немцы бросили в бой последние свои резервы, стремясь остановить продвижение английских войск. 31 июля американские войска прорвали оборону противника у Авранша. Введенные в прорыв танки Паттона устремились на открытую местность за этим рубежом. Гитлер приказал собрать остатки танковых подразделение в ударный кулак и попытаться остановить прорвавшиеся у Авранша американские войска. Эта попытка не удалась. Гитлер тогда заявил: «Наша попытка не удалась потому, что Клюге не хотел добиться успеха». Уцелевшие немецкие армии стремились вырваться из ловушки, в которой они оказались вследствие запрета Гитлера отходить от занимаемых позиций. Значительная часть немецких войск оказалась в так называемом фалезском мешке. Те части, которым удалось вырваться из окружения и переправиться через Сену, вынуждены были оставить все тяжелое оружие и боевую технику.

Клюге был смещен со своего поста. Его нашли мертвым в автомашине, на которой он возвращался в Берлин. Клюге принял яд, поскольку, как писал Блюментрит, «был уверен, что будет арестован гестапо немедленно по прибытии в столицу».

Однако не только у немцев происходили серьезные потрясения в верховном командовании. Правда, в лагере союзников эти потрясения не имели таких серьезных последствий для развития событий или судеб отдельных людей. Многие были обижены, но это выяснилось позже.

Самый крупный «закулисный взрыв» произошел в связи с тем, что англичане начали наступление с плацдарма на две недели раньше, чем американцы у Авранша. Англичане нанесли удар силами 2-й армии под командованием Демпси в районе Кана.

Это был самый мощный танковый удар за всю кампанию. Его нанесли в едином порыве три бронетанковые дивизии. Они были скрытно сосредоточены на небольшом плацдарме за р. Ори и после интенсивной авиационной подготовки, которая длилась около двух часов и осуществлялась 2 тыс. тяжелых и средних бомбардировщиков, перешли в наступление утром 18 июля. Авиационная подготовка буквально подавила немецкие войска на этом участке фронта. Большинство пленных, оглушенные разрывами, почти сутки не могли даже отвечать на вопросы.

Однако оборона немцев оказалась более глубоко эшелонированной, чем предполагала английская разведка.

Роммель, предвидевший этот удар, торопил своих подчиненных увеличить глубину и усилить прочность обороны. (Перед самым началом наступления англичан он сам попал под удар английской авиации, проезжая в автомашине неподалеку от деревни Сент Фуа де Монтгомери.) Кроме того, немцы слышали шум моторов танков, выдвигавшихся ночью на исходный рубеж наступления. Командир одного из немецких корпусов Дитрих впоследствии заявил, что он различил примерно в четырех милях звуки передвижения танков, прибегнув для этого к приему, освоенному им в России: приложил ухо к земле.

Блестящие перспективы, на которые рассчитывали, планируя операцию, быстро улетучились, когда начали преодолевать первые оборонительные позиции. Головная бронетанковая дивизия завязла в ожесточенных боях против опорных пунктов, оборудованных противником в мелких населенных пунктах, и почему-то не решилась их обойти. Продвижение других дивизий задержала пробка, образовавшаяся на узкой дороге, ведущей из района плацдарма к оборонительным позициям противника. Прежде чем эти дивизии прибыли к району боев, головная дивизия уже остановилась. К исходу дня все возможности добиться успеха были потеряны.

Эта неудача долго оставалась загадкой. Эйзенхауэр в своем донесении писал об этой операции, как о «преднамеренном прорыве» и «наступлении в направлении р. Сена и Парижа». Однако во всех монографиях английских историков после войны говорится, что операция не ставила далеко идущих целей и что никакого прорыва на этом участке фронта не предполагалось.

Такой же точки зрения придерживался и Монтгомери, который утверждал, что операция носила характер «боя за позицию» и ставила целью, во-первых, создать «угрозу», оказав тем самым помощь предстоящему наступлению американцев с плацдарма, и, во-вторых, овладеть пространством, где можно было бы сосредоточить крупные силы для нанесения удара на юг и юго-восток, навстречу наступающим американским войскам.

После войны Эйзенхауэр в своих мемуарах тактично уклонился от описания этих боев, а Черчилль упомянул о них весьма кратко.

А тогда все остро ощутили «разыгравшийся шторм». Недовольно было командование ВВС, особенно Теддер. О его настроении помощник Эйзенхауэра по военно-морским вопросам капитан 1 ранга Батчер в своем дневнике писал: «Вечером Теддер позвонил Эйзенхауэру и сказал, что Монтгомери остановил продвижение своих танков. Эйзенхауэр был возмущен». По словам Батчера, Теддер на следующий же день позвонил Эйзенхауэру по телефону из Лондона и сообщил, что английский комитет начальников штабов готов сместить Монтгомери, если Эйзенхауэр этого потребует. Сам же Теддер опровергает это утверждение Батчера.

Естественно, что в ответ на эти обвинения Монтгомери заявил, будто задачи прорвать позиции противника не ставилось. Это объяснение вскоре было безоговорочно принято военными обозревателями. Однако оно явно шло вразрез с кодовым наименованием операции - «Гудвуд» (место скачек в Англии). Кроме того, в своем первом заявлении о наступлении 18 июля Монтгомери употребил слово «прорыв». Более того, его замечание о том, что он «доволен ходом событий» в первый день, невозможно увязать с пассивностью действий английских войск во второй день. Именно эта пассивность и вызвала недовольство командования ВВС, которое не разрешило бы использовать такие крупные силы авиации, если бы не было уверено, что намечается прорыв обороны противника.

Более позднее заявление Монтгомери было полуправдой и только подорвало его авторитет. Если он планировал прорыв обороны, не надеясь на успех, то поступил неблагоразумно, не поверив в возможность отступления немцев под мощным ударом его войск и в возможность развития успеха, если бы такового удалось добиться.

Командующий 2-й армией Демпси, считая, что сопротивление немцев будет быстро сломлено, выехал в штаб бронетанкового корпуса, чтобы быть готовым развить достигнутый успех. «Я намеревался захватить все переправы через Ори от Кана до Аржантона, - писал Демпси. - Это позволило бы выйти немцам в тыл и отрезать пути их отхода более эффективно, чем в случае удара американцев на другом крыле фронта». Надежда Демпси на прорыв могла быть реализована 18 июля. Учитывая высказанные им самим намерения, интересно еще раз обратить внимание на утверждения, будто бы прорыв к Фалезу не планировался. Ведь Аржантон, о котором упомянул Демпси, был вдвое дальше.

Кроме того, Демпси понимал, что неоправдавшиеся надежды могут обернуться выгодой. Когда один из офицеров его штаба предложил ему заявить протест против критической оценки прессой операции «Гудвуд», Демпси ответил: «Не беспокойтесь. Это пойдет нам на пользу, сыграет роль мероприятия оперативной маскировки». Успех наступления американских войск с плацдарма, несомненно, во многом объяснялся тем вниманием, которое противник уделил угрозе прорыва у Кана.

Прорыв у Авранша не давал прямых шансов отрезать пути отхода противника. Перспективы в этом отношении зависели от возможности быстрого продвижения на восток или попытки противника удерживать свои позиции до тех пор, пока отход уже станет невозможен.

В действительности же, когда американцы 31 июля прорвались у Авранша, между этим городом и р. Луара в полосе шириной 90 миль находилось только несколько немецких батальонов. Таким образом, американские войска имели возможность беспрепятственно продвигаться в восточном направлении. Однако союзное верховное командование упустило предоставившийся шанс развить успех, придерживаясь устаревшего плана-графика, согласно которому следующим шагом должен был стать захват портов Бретани.

Отвлечение сил для этой цели не принесло пользы. В Бресте немцы удерживались до 19 сентября, то есть еще 44 дня после того, как Паттон неосмотрительно заявил о захвате этого порта. Лорьян и Сен-Назер оставались в руках противника до конца войны.

Прошло две недели, прежде чем американцы достигли Аржантона и выровняли на левом крыле фронт с англичанами, все еще топтались у Кана. Когда Паттону передали по телефону, что он не должен продвигаться дальше на север с целью отрезать пути отхода немецких войск, он воскликнул: «Разрешите мне двинуться на Фалез и сбросить англичан в море, как это уже один раз было в Дюнкерке!»

Таким образом, у немцев было бы достаточно времени, чтобы отвести свои войска к Сене и создать там сильный оборонительный рубеж, если бы не упорство Гитлера, приказ которого запрещал какое-либо отступление с занимаемых позиций. Этот просчет Гитлера вернул союзникам утраченные возможности и позволил им освободить Францию.

Война могла бы закончиться в сентябре 1944 года. Основные силы немецких войск на Западе были сосредоточены в Нормандии и оставались там до тех пор, пока их или разгромили, или окружили. Уцелевшие жалкие остатки не могли оказать серьезного сопротивления и отступили, но вскоре и они были уничтожены стремительно продвигавшимися моторизованными войсками союзников. Когда в начале сентября союзники подошли к германской границе, ничто не могло задержать их дальнейшего продвижения в глубь Германии.

3 сентября 2-я гвардейская бронетанковая дивизия из состава английской 2-й армии стремительным броском овладела Брюсселем, пройдя 75 миль по территории Бельгии от исходного района, который она еще утром занимала в северной Франции. На следующий день 11-я бронетанковая дивизия вышла к Антверпену и захватила важные доки в полной исправности. Ошеломленные немецкие войска сумели произвести лишь незначительные разрушения в этом порту.

В тот же день передовые части американской 1-й армии захватили Намюр на р. Маас.

Четырьмя днями раньше, 31 августа, передовые части американской 3-й армии Паттона форсировали р. Маас у Вердена. На следующий день головные дозоры, не встретив сопротивления, вышли к р. Мозель у Меца, еще на 50 миль восточнее. Оставалось около 30 миль до Саарского промышленного района на германской границе и меньше 100 миль до р. Рейн. Однако главные силы не могли сразу выдвинуться в р. Мозель, так как испытывали нехватку горючего. Они подошли к реке только 5 сентября.

К этому времени противник сумел сформировать из остатков разгромленных соединений около пяти дивизий, которым была поставлена задача удерживать рубеж р. Мозель против шести американских дивизий, наступавших в первом эшелоне армии Паттона.

Англичане, выйдя к Антверпену, оказались в 100 милях от того места, где Рейн вступает в Рурский бассейн - крупнейший промышленный район Германии. Если бы союзники захватили Рур, Гитлер не смог бы продолжать войну.

Перед английскими войсками находился совершенно открытый участок фронта шириной 100 миль. У немцев здесь не было сил, чтобы закрыть эту брешь. В войне такое встречается редко. Когда Гитлер, находясь в своей ставке на Восточном фронте, узнал об этом, он позвонил по телефону в Берлин командующему воздушно-десантными войсками генералу Штуденту, приказав ему закрыть брешь на участке Антверпен, Маастрихт и создать рубеж обороны вдоль Альберт-канала. Для этого Гитлер рекомендовал использовать все немецкие части в Голландии, а также перебросить в этот район парашютные подразделения и части, проходившие подготовку в различных районах Германии. Эти парашютные подразделения срочно были приведены в боевую готовность и в сжатые сроки отправлены в эшелонах в назначенный район. Между прочим, оружие личному составу этих подразделений выдавалось при выгрузке. Подразделения сразу направлялись в бой. Общая численность парашютистов составляла только 18 тыс. человек, то есть едва равнялась численности дивизии в союзных армиях.

Это наспех сколоченное формирование получило название 1-й парашютной армии. Громкое название прикрывало множество недостатков. Бывшие полицейские, матросы, выздоравливающие после болезней и ранений, и даже юноши шестнадцати лет были мобилизованы для того, чтобы пополнить ряды этой «армии». Оружия не хватало. Альберт-канал не был подготовлен к обороне, не было фортификационных сооружений, траншей и опорных пунктов.

После окончания войны генерал Штудент писал: «Внезапный прорыв английских войск к Антверпену явился для ставки Гитлера полной неожиданностью. В этот момент у нас не было резервов ни на Западном фронте, ни внутри страны. 4 сентября я принял командование правым крылом Западного фронта на Альберт-канале. В моем распоряжении были только части, сформированные из новобранцев и выздоравливающих больных и раненых, а также дивизия береговой обороны, дислоцировавшаяся в Голландии. К этому добавили танковый отряд, насчитывавший 25 танков самоходных орудий».

Как свидетельствуют трофейные документы, на всем Западном фронте немцы имели около 100 пригодных для боя танков против 2 тыс. танков, которыми располагали передовые соединения союзников. У немцев было только 570 самолетов, в то время как у союзников на Западном фронте находилось более 14 тыс. самолетов. Таким образом, союзники имели превосходство 20:1 в танках и 25:1 в самолетах.

Однако, когда победа казалась совсем близкой, темпы продвижения союзных войск резко упали. В следующие две недели, до 17 сентября, союзники продвинулись совсем немного.

Передовые части английских войск после короткой паузы для пополнения и отдыха возобновили наступление 7 сентября и вскоре овладели переправой через Альберт-канал восточнее Антверпена. Однако в последующие дни они сумели продвинуться только на 18 миль, к каналу Маас-Эскот. Этот небольшой участок болотистой местности, пересеченный множеством ручьев, немецкие парашютисты отстаивали с таким отчаянием и упорством, какого трудно было ожидать, учитывая их малочисленность.

Американская 1-я армия продвигалась примерно так же, как и англичане, не быстрее. Главные силы армии вышли к сильно укрепленной полосе обороны, и, кроме того, им пришлось с боями пробиваться через район угольных шахт, расположенный вокруг Ахена. Здесь американцы были втянуты в затяжные бои и упустили более широкие возможности. Ведь когда они вышли к границе Германии на участке протяженностью 80 миль между Ахеном и Мецем, против них на гористой, поросшей лесом местности действовали только восемь немецких батальонов. В 1940 году немцы весьма эффективно использовали эту пересеченную местность для внезапного вторжения во Францию. Однако на этом, как казалось, легчайшем пути в Германию союзники встретились с большими трудностями.

Это наблюдалось в равной степени как на севере, так и на юге. Хотя 3-я армия Паттона начала форсировать р. Мозель еще 5 сентября, однако через две недели и даже через два месяца она находилась совсем недалеко от этого рубежа. Ее продвижение задерживали бои за сильно укрепленный город Мец и окрестные пункты, где немцы с самого начала сосредоточили больше сил, чем где-либо.

К середине сентября немцы уплотнили свою оборону по всему фронту, и прежде всего на самом северном участке, на пути к Руру, там, где раньше была самая широкая брешь. Именно здесь Монтгомери готовился теперь нанести самый мощный удар в направлении на Арнем на Рейне. Наступление планировалось начать 17 сентября. Монтгомери намеревался бросить в тыл противника недавно сформированную союзную воздушно-десантную армию, чтобы расчистить путь войскам английской 2-й армии.

Этот удар, не достигнув цели, был отражен немцами. Значительная часть английской 1-й воздушно-десантной дивизии, высаженной в Арнеме, попала в окружение и вынуждена была сдаться в плен. В течение следующего месяца американская 1-я армия продолжала медленно продвигаться в районе Ахена. Монтгомери подтянул канадскую 1-ю армию, чтобы уничтожить две изолированные группировки немцев (на побережье восточнее Бружа и на острове Валхерен), которые препятствовали продвижению англичан к Антверпену и не позволяли использовать этот порт во время высадки десанта в Арнеме. Уничтожение этих группировок потребовала много времени и было завершено лишь в первые дни ноября.

Тем временем немцы сосредоточивали свои силы вдоль фронта, прикрывавшего Рейн. Они действовали быстрее, чем союзники, несмотря на преимущество последних в материальных ресурсах. К середине ноября шесть союзных армий перешли в общее наступление на Западном фронте. Оно привело к незначительным результатам, а потери оказались внушительными. Только в Эльзасе союзникам удалось выйти к Рейну, но это не имело существенного значения. На севере союзники все еще находились на удалении почти 30 миль от Рейна, прикрывающего важный Рурский район, который был занят только весной 1945 года.

Дорого обошлись союзным армиям упущенные в начале сентября благоприятные возможности. Из 750 тыс7 человек, которых они потеряли в боях за освобождение Западной Европы, 500 тыс. человек приходятся на период после сентября 1944 года. Для всего мира потери составили еще более страшную цифру - миллионы мужчин и женщин погибли на полях сражений и в немецких концентрационных лагерях. И все это в результате затянувшихся сроков войны!

Что же за причины повлекли за собой потерю благоприятных возможностей и привели к таким катастрофическим последствиям? Англичане винили во всем американцев, американцы же - англичан. В середине августа между ними возник спор о задачах союзных армий после форсирования Сены.

Поскольку число подкреплений все возрастало, союзные войска 1 августа были сведены в две группы армий, по две полевые армии в каждой. В составе 21-й группы армий под командованием Монтгомери остались только английские и канадские войска. Американские соединения вошли в состав 12-й группы армий под командованием Брэдли. Однако Эйзенхауэр, как верховный главнокомандующий, поручил Монтгомери по-прежнему осуществлять оперативный контроль и организацию взаимодействия обеих групп армий до тех пор, пока штаб верховного главнокомандующего не переберется на Европейский континент (это произошло 1 сентября). Эта временная мера, сформулированная в туманных выражениях, была продиктована сочувствием Эйзенхауэра к Монтгомери и уважением к его опыту. Однако компромиссное решение, принятое в доброжелательных целях, привело, как это часто случается, к конфликту.

17 августа Монтгомери предложил Брэдли, чтобы «после форсирования Сены 12-я и 21-я группы армий действовали совместно, как единое объединение, насчитывающее 40 дивизий и готовое к решению любых задач». Обе группы армий должны были наступать в северном направлении на Антверпен и Ахен, опираясь своим правым флангом на Арденны.

Выдвинутое им предложение показывает, что Монтгомери тогда еще не понимал всей обстановки и трудностей снабжения такой массы войск при их стремительном продвижении вперед.

Тем временем Брэдли и Паттон обсуждали идею нанесения удара в восточном направлении через Саар к Франкфурту на Рейне. Брэдли предлагал сделать этот удар главным, используя одновременно обе американские армии. Это означало, что удар в северном направлении имел бы второстепенное значение, что, конечно, пришлось не по вкусу Монтгомери. Кроме того, удар на восток не обеспечивал немедленный захват Рура.

Эйзенхауэр оказался в неловком положении, выполняя роль буфера между двумя своими ближайшими помощниками. 22 августа он рассмотрел оба предложения и на следующий день имел беседу с Монтгомери, который требовал осуществить единый удар и принять все меры для обеспечения снабжения войск, действующих на направлении главного удара. Это означало бы неизбежную остановку войск Паттона в тот самый момент, когда темпы его наступления были бы наивысшими. Эйзенхауэр попытался доказать Монтгомери, что подобная мера неосуществима по политическим соображениям. «Американская общественность этого не поймет, - говорил Эйзенхауэр. - Англичане еще не вышли к нижнему течению Сены, а войска Паттона уже находятся меньше чем в 200 милях от Рейна…»

Перед лицом взаимно исключающих друг друга доводов Эйзенхауэр попытался найти компромиссное решение. Удару войск Монтгомери в северном направлении на Бельгию временно пришлось отдать приоритет, а американская 1-я армия должна была наступать на север параллельно англичанам, чтобы прикрыть их правый фланг, как этого требовал Монтгомери, и обеспечить успешное выполнение задачи. Бо льшую часть имеющихся средств материального обеспечения и транспорта нужно было отдать для обеспечения войск, наступающих в северном направлении, конечно, в ущерб обеспечению войск Паттона. После овладения Антверпеном союзные армии должны были действовать по первоначальному плану - наступать к Рейну «на широком фронте к северу и югу от Арденн».

Ни Монтгомери, ни Брэдли предложение Эйзенхауэра не понравилось, однако вначале они протестовали не так энергично, как впоследствии, когда каждый из них счел себя лишенным возможности одержать победу только в результате этого решения Эйзенхауэра. Паттон назвал его «самой крупной ошибкой в войне».

По приказу Эйзенхауэра объем снабжения 3-й армии Паттона был сокращен до 2 тыс. т в день, а 1-я армия Ходжеса стала получать 5 тыс. т в день. Брэдли писал, что Паттон прибыл в его штаб, «отборно ругаясь». «К черту Ходжеса и Монтгомери! Мы выиграем войну, если 3-я армия получит все необходимое для стремительного продвижения вперед!» - заявил Паттон.

Не желая считаться с ограничением снабжения своих войск, Паттон приказал наступающим корпусам продвигаться вперед, пока хватит горючего, а потом продолжать движение в пешем строю. 31 августа американцы вышли к р. Маас. В предшествующий день армия Паттона получила только 32 тыс. галлонов горючего вместо необходимых 400 тыс. галлонов. Паттона предупредили, что его армия не получит больше горючего до 3 сентября. Встретившись с Эйзенхауэром в Шартре 2 сентября, Брэдли заявил: «Мои люди могут употреблять в пищу ременные пояса, но танкам нужно горючее!»

После захвата Антверпена 4 августа армия Паттона стала снабжаться наравне с 1-й армией и могла продолжать наступление в восточном направлении. Однако к этому времени сопротивление противника усилилось, и вскоре продвижение 3-й армии было остановлено на рубеже р. Мозель. По мнению Паттона, Эйзенхауэр поступился стратегическими преимуществами ради сохранения согласия между командующими группами армий и упустил возможность добиться быстрой победы, удовлетворяя «неуемные аппетиты Монтгомери».

Со своей стороны Монтгомери считал идею Эйзенхауэра о «наступлении на широком фронте» ошибочной и возражал против предоставления предметов снабжения армии Паттона, наносившей отвлекающий удар в восточном направлении, хотя исход удара его (Монтгомери) войск в северном направлении оставался неясным. Естественно, жалобы Монтгомери усилились после неудачи в Арнеме. Он считал, что сговор Паттона с Брэдли и Брэдли с Эйзенхауэром сыграл губительную роль в затягивании войны и помешал успешно осуществить его план.

Легко понять, что Монтгомери не соглашался с любыми действиями, которые шли вразрез с его планом. На первый взгляд кажется, что у Монтгомери были основания жаловаться на решение Эйзенхауэра о возобновлении ударов в двух направлениях. Большинство английских военных обозревателей, не вникая в суть дела, считали это решение основное причиной затяжки войны. Однако при более глубоком изучении вопроса становится ясно, что решение Эйзенхауэра не имело столь принципиального значения.

Ведь Паттон в течение первой половины сентября ежедневно получал 2500 т предметов материально-технического обеспечения - только на 500 т больше, чем в те дни, когда его армия вынуждена была остановиться. Эта цифра не идет ни в какое сравнение с суточной нормой снабжения армий, наносивших удар в северном направлении, и этих предметов снабжения едва хватило бы, чтобы обеспечить дополнительно одну дивизию. Значит, чтобы найти причину затяжки войны, нужен более глубокий анализ.

Одна из трудностей возникла из-за решения высадить крупный воздушный десант в Турне, на бельгийской границе южнее Брюсселя, в интересах содействия удару союзных войск в северном направлении. Наземные войска вышли к этому рубежу раньше, чем намечалось осуществить высадку, и воздушно-десантную операцию, естественно, отменили. Однако для подготовки к этой операции была зарезервирована транспортная авиация, отсутствие которой на шесть дней лишило наступающие армии снабжения, и они не получили 5 тыс. т нужных грузов. В пересчете на горючее это означало 1,5 млн. галлонов. Этого горючего хватило бы для того, чтобы обеспечить выход двух армий к Рейну в тот момент, когда противник еще не организовал оборону.

Кто ответствен за решение провести воздушно-десантную операцию, повлекшее за собой такие печальные последствия, установить трудно. Любопытно, что и Эйзенхауэр, и Монтгомери в своих послевоенных мемуарах приписывают это решение себе. Эйзенхауэр пишет: «Мне казалось, что в районе Брюсселя создалась выгодная обстановка для выброски воздушного десанта. Мнения по вопросу о целесообразности отвлечения транспортной авиации от выполнения задач по снабжению были различные, но я решил рискнуть…» Монтгомери же пишет: «У меня был готовый план выброски воздушного десанта в Турне». Далее фельдмаршал пишет об этом как о своей идее. Брэдли со своей стороны утверждает: «Я просил Эйзенхауэра отказаться от идеи выброски воздушного десанта и оставить нам самолеты для подвоза предметов снабжения».

Важно отметить еще один фактор. Дело в том, что значительную долю в предметах снабжения для войск, наносивших удар в северном направлении, составляли боеприпасы, хотя особой необходимости в них не испытывали, так как противник был дезорганизован. Вместо боеприпасов следовало бы увеличить долю горючего, поскольку необходимо было вести преследование и лишить противника возможности сосредоточить свои силы.

Далее, поток снабжения для армий Монтгомери в критический момент серьезно ограничивался в связи с тем, что использовались английский трехтонные грузовые автомобили (их было около 1400 шт.), которые из-за неисправности двигателей часто выходили из строя. Если бы все эти автомобили были в исправности, войска 2-й армии получили бы дополнительно 800 т предметов снабжения, а этого бы хватило для двух дивизий.

Еще более важное значение имел тот факт, что английские и американские войска были весьма расточительны в определении норм снабжения. Планы снабжения союзных войск строились в расчете на то, что каждой дивизии требовалось 700 т предметов снабжения в день, в том числе 520 т для дивизий первого эшелона. Немцы были гораздо экономнее, расходуя 200 т предметов снабжения на каждую дивизию в день. А ведь им приходилось испытывать налеты авиации и нападения партизан, чего не знали союзные войска.

Трудности снабжения, обусловленные расточительностью норм снабжения, усугублялись расточительностью расходования предметов снабжения в войсках. Вот один из примеров. Он касается тары для горючего, имеющей важное значение в снабжении войск: из 17,5 млн. канистр, отправленных во Францию после высадки союзных войск в июне 1944 года, осенью удалось собрать только 2,5 млн. канистр.

Из книги Вторая мировая война автора Лиддел Гарт Бэзил Генри

Глава 31 Освобождение Франции До начала вторжения в Нормандию эта операция представлялась весьма опасным предприятием. Союзным войскам предстояло высадиться на побережье, которое противник занимал в течение четырех лет. У немцев было достаточно времени, чтобы укрепить

Из книги Вторая мировая война автора Лиддел Гарт Бэзил Генри

Глава 32 Освобождение России Ход кампании на Восточном фронте в 1944 году определялся тем фактом, что по мере продвижения русских ширина фронта оставалась прежней, а силы немцев сокращались. Поэтому естественно, что продвижение русских продолжалось без помех и задержки

Из книги Всемирная история. Том 2. Средние века автора Йегер Оскар

Из книги Наша великая мифология. Четыре гражданских войны с XI по XX век автора

Глава 7 Освобождение Москвы Поражение Ходкевича не сплотило ополчения, а наоборот, начались новые ссоры. Боярин Трубецкой требовал подчинения от Пожарского и Минина. Они-де должны были являться к нему в стан за приказаниями. Ведь князь Пожарский не бегал за боярством в

Из книги Западный ветер - ясная погода автора Можейко Игорь

Глава IV. Освобождение Описанию освобождения стран Юго-Восточной Азии от японских оккупантов, которое будет вестись, как и рассказ о захвате этих стран Японией, не столько по хронологическому, сколько по географическому принципу - с запада на восток, необходимо

Из книги В донесениях не сообщалось... Жизнь и смерть солдата Великой Отечественной. 1941–1945 автора Михеенков Сергей Егорович

Глава 8 Освобождение Калуги Город Калуга и значительная часть Калужской земли были освобождены в ходе битвы за Москву. 17 декабря 1941 года войска 49-й, 50-й армий и 1-го гвардейского корпуса начали Калужскую наступательную операцию. 30 декабря Калуга была полностью очищена от

Из книги Дедушкины рассказы. История Шотландии с древнейших времен до Флодденского сражения 1513 года. [с иллюстрациями] автора Скотт Вальтер

Глава XVIII РЕГЕНТСТВО РОБЕРТА, ГЕРЦОГА ОЛБАНИ - ЗАХВАТ И УНИЧТОЖЕНИЕ ЗАМКА ДЖЕДБОРО - СРАЖЕНИЕ ПРИ ХАРЛОУ - РЕГЕНТСТВО МЕРДОКА, ГЕРЦОГА ОЛБАНИ - ПОДВИГИ ШОТЛАНДЦЕВ ВО ФРАНЦИИ - ОСВОБОЖДЕНИЕ ЯКОВА I ИЗ АНГЛИЙСКОГО ПЛЕНА (1406-1424) Олбани, брат Роберта III, стал теперь регентом

Из книги Северные войны России автора Широкорад Александр Борисович

Глава 12. Освобождение Петрозаводска К лету 1944 года финны занимали оборону от Повенца до деревни Великая Губа. На их правом фланге она проходила по южному склону Беломорско-Балтийского канала. Здесь у финнов стояли 1-я и 6-я пехотные дивизии и 21-я пехотная бригада. Как и на

Из книги Крушение царства: Историческое повествование автора Скрынников Руслан Григорьевич

Глава 9 Освобождение Земское ополчение добилось победы, сражаясь бок о бок с казацкими таборами. Но едва бои стихли, раздор между ополчениями возобновился. Благодаря стараниям Минина земские люди не испытывали недостатка в продовольствии и одежде. Кузьма понимал, как

Из книги В августе 1941-го автора Оришев Александр Борисович

Глава 16 «Освобождение» продолжается Реакция иранцев на акцию, предпринятую Англией и СССР 25 августа, была неоднозначной. Некоторые из них так опасались грабежей и погромов, что прятали в своих подвалах все ценные вещи, вплоть до столов и стульев. Находились и те, кто

Из книги Русская смута автора Широкорад Александр Борисович

Глава 12 Освобождение столицы Вечером 21 августа 1612 г. войско гетмана Ходкевича стало на Поклонной горе. Силы второго ополчения составляли немногим более десяти тысяч, а у Трубецкого осталось не более трёх-четырёх тысяч казаков, которые были сосредоточены в районе

Из книги Операция «Дуб». Звездный час Отто Скорцени автора Аннусек Грег

Глава 14. Освобождение Муссолини Самолет легонько клюнул носом, и мы оказались над краем плато. Накренившись влево, машина рухнула в пустоту. Я закрыл глаза. Все мои усилия оказались тщетны! Я затаил дыхание, ожидая неминуемой катастрофы. Скорцени. Отто Скорцени и

Из книги Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале автора Дитерихс Михаил Константинович

Глава I ОСВОБОЖДЕНИЕ ЕКАТЕРИНБУРГА В ночь с 24 на 25 июля 1918 года наши войска, под начальством, тоща полковника, Войцеховского, рассеяв Красную армию товарища латыша Берзина, заняли Екатеринбург. Советские власти и деятели в большой растерянности, спешности и тревоге

Из книги Как управлять рабами автора Фалкс Марк Сидоний

Глава IX Освобождение рабов

Из книги Влияние морской силы на историю 1660-1783 автора Мэхэн Алфред

Из книги Потопить «Ледокол» автора Зорин Андрей Александрович

Глава 10. Освобождение Европы После длительных совещаний с самим собой, я решил внести в свою работу долю иронии. Вообще-то (констатирую это с лёгкой завистью), текст этой главы написан не мной. Как это не печально, но история не сохранила для меня ни имени автора, не