Взаимное доверие между сестрами и игуменией: значение и необходимые условия. Тверская епархия

Потомки священномученика о. Владимира (Амбарцумова) Московского. (Священнический род Амбарцумовых – Калед).

Владимир и Валентина Амбарцумовы , поженившись в 1916 году, (тогда они были еще участниками Христианского студенческого кружка), мечтали, чтобы у них было двенадцать детей, по числу апостолов, и чтобы дети их служили бы Богу. И хотя Валентина Георгиевна Амбарцумова рано умерла, в 1923 году, (старшему Евгению было 6 лет, младшей Лидии – всего год.), Господь исполнил их чаяния в детях. У Евгения впоследствии было семеро детей, у Лидии – шестеро. И сейчас род Амбарцумовых-Калед – большой священнический род, в котором число священнослужителей давно уже перевалило за двенадцать.

О. Владимира Амбарцумова расстреляли 05 ноября 1937 года на Бутовском полигоне. Детей его воспитывала в христианских традициях подруга их матери, супруги о. Владимира, Мария Алексеевна Жучкова. Дети тоже называли ее мамой. Только на «вы».

М.А. Жучкова с Лидой и Женей Амбарцумовыми

Мария Алексеевна Жучкова , глубоко верующий православный человек, в молодости была членом Христианского студенческого кружка, где и подружилась с Валентиной Георгиевной Амбарцумовой и, после ее смерти, взяв на себя заботы о семье о. Владимира, всю свою жизнь отдала воспитанию детей. Четырнадцать лет Владимир Амбарцумович и Мария Алексеевна прожили вместе как брат и сестра, воспитывая детей. о. Владимир, как священнослужитель, был вынужден часто скрываться, жить на чужих квартирах, семья его принадлежала к «лишенцам», и, в основном, вся забота о детях была на их «маме» Марии. Сам выросший в семье лютеран, о. Владимир просил Марию Алексеевну поддерживать в семье православный быт. Семья приходила на службы папы, сам о. Владимир учил детей закону Божию, Богослужебному кругу, гласам. Вообще участники Христианского студенческого кружка сами занимались с детьми своих друзей. Историей с Евгением занималась Александра Романовна Каледа, русским и литературой – Алексей Владимирович Чичерин, известный филолог, профессор Львовского Университета. Математикой и физикой о. Владимир занимался с сыном сам.

Питерская ветвь. Амбарцумовы.
О. Евгений Амбарцумов, сын свщмч. Владимира

Воспитывать чужих детей особенно трудно. Сын о. Владимира был непростым ребенком, у него был сложный переходный возраст, в 19-20 лет он уже отделился от семьи, стал жить отдельно, в семье, где подрабатывал репетиторством, давал уроки математики, (учась в это время на филологическом факультете!) Он срывал советские плакаты на улицах в дни октябрьских праздников, перестал ходить в церковь… Тяжело было. Мария Алексеевна даже ездила к старцу, прося благословения уйти из семьи, но этого благословения не получила и осталась в семье, послушав старца. Со временем, по молитвам расстрелянного священномученика Владимира, Евгений вернулся в семью, в 1939 году женился, прошел всю войну, участвовал в форсировании реки Свирь, в десанте на озеро Балатон, был санинструктором, получил медаль «За отвагу», в пятьдесят первом году принял священство, став одним из самых ярких священников Ленинграда своего времени.

о. Евгений Амбарцумов

Впоследствии, уже будучи священником, о. Евгений Амбарцумов писал «маме»: « И милость Божия, и благословение Господне на жизни нас, детей, по жизни достойных родителей. Самое дорогое наследство – это возможность уважать и радоваться о жизни родителей.»

Жизнь и общение православных семей, с которыми дружила семья Амбарцумовых, (Калед, Апашкиных), основывалась на духовной близости родителей, друживших еще с 10-20-х годов ХХ века, со времен Христианских студенческих кружков, на стремлении строить жизнь по-христиански, как домашнюю церковь. Стремились сохранить веру и передать ее детям, обеспечить христианский уклад во враждебном мире. И выросшие в православии дети сами создали православные семьи.

Семьи о. Евгения Амбарцумова , и его сестры, матушки Лидии Каледы , были многодетными. Это было и есть редкость и очень нелегко давалось. Общие трудности, общие задачи и принципы жизни легли в основу большой душевной близости и внутреннего согласия между семьями.

О. Евгения Амбарцумова называли одним из самых ярких священников Ленинграда. Митрополит Гурий (Егоров ) попросил его стать секретарем Ленинградской епархии, остался о. Евгений секретарем епархии и при митрополите Никодиме. По роду деятельности о. Евгению приходилось часто выезжать заграницу. Еще о. Евгений был благочинным православных приходов в Финляндии, в 1967-1969гг – настоятелем Князь-Владимирского собора в Ленинграде, в последние годы жизни - преподавателем ЛДА.

Близкие вспоминают, как он всегда умел дать высокий настрой своей беседе, рассказы его всегда были глубоко поучительными, несущими духовный заряд. Как и его отец, о. Евгений обладал целым букетом талантов, в частности, талантом педагогическим. В любом обществе он находил слова именно для этого круга слушателей, доходчивые, интересные, проникающие в душу. Сказалось воспитание в традициях участников христианских студенческих кружков - серьезный собранный душевный настрой внутренней мобилизованности.

О. Евгений был сторонником общей исповеди. В Москве и Ленинграде общая исповедь была обычным явлением, да власти и не разрешили бы исповедовать всю ночь, как делали это священники в небольших храмах других городов. О. Евгений на общей исповеди не просто перечислял и объяснял грехи, он умел связать нашу христианскую жизнь с жизнью, лежащей за стенами храма. Для плохо подготовленных, невнимательных к духовной жизни людей такая общая исповедь действительно раскрывала греховность даже неважных вроде бы проступков, расшевеливала душу к покаянию, учила внимательности к жизни души, ответственности за свои дела. Да и по времени общения для многих получалось больше, чем мог бы уделить им батюшка при многолюдстве – не умеющим ни осмыслить, ни назвать толком свои грехи.

На своих лекциях в ЛДА (ему поручили курс «Конституция СССР») он рассказывал как не на бумаге, а на деле выглядят отношения атеистической власти с Церковью и верующими, на что следует рассчитывать будущему священнику. Лекции были необычны, очень полезны, за что и вызывали нарекания властей.

Посты секретаря епархии, благочинного зарубежных приходов, настоятеля большого собора требовали постоянных контактов с властями и компромиссов. О. Евгений старался использовать все возможности для пользы церкви, но за это приходилось дорого платить. От него стали уходить многие духовные дети, особенно из молодежи – молодежь не признает компромиссов.

Тяжелая болезнь, явившаяся следствием его фронтовой молодости, сковывала его в последние годы все больше и больше, в 1967 – 1969гг он уже ходил с трудом, сильно страдал, и, конечно, был удручен будущим семьи. Самому старшему из детей было чуть больше двадцати лет.

Три его старших сына: Алексий, Дмитрий и Николай впоследствии встали на путь отца и деда, приняли священство. Дочь Маша , Мария Евгеньевна стала матушкой, она супруга священника Александра Ильяшенко, у них двенадцать детей. Уже и поколение внуков о. Евгения на церковной стезе: о. Иаков и о. Илия Амбарцумовы – сыновья о. Димитрия, о. Евгений – зять о. Алексия , учатся в семинарии другие внуки.

Мы верим, что о. Евгений молится за нас, со многими поколениями прежде почивших отцов и прадедов наших, со своим отцом, священномучеником о. Владимиром Амбарцумовым. А его образ поддерживает и укрепляет нас в трудные минуты, вдохновляет и учит. Вечная ему память!

О ныне служащем священстве мало что написано, поэтому просим наших читателей не судить нас строго за то, что рассказывая о потомках о. Владимира Амбарцумова мы будем пользоваться отрывками из их интервью, статей, о них написанных, или материалов, ими изданных.

о. Алексий Амбарцумов, сын о. Евгения Амбарцумова, внук свщмч. Владимира

Старший сын о. Евгения, о. Алексий Амбарцумов сейчас является настоятелем храма во имя свв. равноапп. Константина и Елены, в пригороде города Всеволожска, в поселке Бернгардовка.

Здесь мы приведем выдержки из материалов сайта «Православный Санкт- Петербург», из беседы о. Алексия Амбарцумова с журналистом Алексеем Бакулиным.

О. Алексий : Страсть - это болезнь, это страдание. Человек, когда у него что-то болит, не может правильно воспринимать окружающий мир: ему боль застит глаза. Страсть - та же боль. Зачем её терпеть? - надо от неё лечиться, а лечебница одна - Церковь, лечение - участие в таинствах. У меня в храме порядок такой: все, кто присутствует на литургии, должны причаститься. Я не считаю нужным три дня поститься: достаточно поститься в те дни, которые указывает устав, - это и так получается 200 дней в году, куда же больше?.. Но я обязательно спрашиваю у причастников: «Помирились ли вы с обидевшими вас?» Однако не думайте, что если ответ отрицательный, то я и к Чаше человека не пущу. Я просто говорю: «Непременно примирись, и если сейчас причастишься, то у тебя и сил, и разума, необходимых для примирения, прибавится».

- Как вы думаете, если среди предпринимателей станет больше православных людей, изменится ли положение в России к лучшему?

о. Алексий : Вы читали эту знаменитую брошюру - «Проект Россия»?.. Помните главный вывод, который делается в третьей её части? Если в России не будет создана христианская элита, то страна падёт. Это точка зрения государственных мужей, а я со своей колокольни сужу несколько иначе: не только православная элита нам нужна, но и шире - православное общество. Как вы думаете, долго ли продержится Запад на своём пути открытого богоборчества, когда у них в Рождество считается не политкорректным вспоминать, Кто именно родился?! Думаю, что этот путь очень скоро приведёт западную цивилизацию в пропасть. Она падёт, и падение её будет великое. А что затем? Крах мировой экономики, тотальное обесценивание денег - и все, кто делал из них кумир, окажутся посрамлёнными. Останется одна ценность - люди. Настоящие люди, с твёрдыми моральными устоями, с честью, с совестью, с ответственным отношением к труду. Где таких искать? Только в Церкви. Церковь снова покажет себя как островок спасения для гибнущего мира.

о. Димитрий Амбарцумов, сын о. Евгения Амбарцумова, внук свщмч. Владимира

После службы во флоте Дмитрий поступил в семинарию. Венчался. Стал многодетным отцом: в его семье одиннадцать детей. Венчал его с супругой владыка Мелитон (Соловьев). На свадьбе у них присутствовали 12 человек. Все они были друзьями семьи о. Евгения. Профессора и ученые, члены Священного Синода. И все поздравляли, благословляя. О. Димитрий впоследствии говорил, что думает, что их молитвами, и молитвами его отца и деда у него сложилась такая дружная и большая семья. Сейчас служит в пос. им. Свердлова, во Всеволожском районе Ленинградской области, в храме Святителя Николая.

Предлагаем вам отрывки из беседы о. Димитрия Амбарцумова с корреспондентом газеты «Эском –Вера» И. Вязовским.

О. Димитрий : Сейчас у всех родителей одна общая проблема – это непослушание детей. Но эта проблема в определенной степени была всегда, и самый верный рецепт здесь – любить друг друга. Жена должна нежно встречать мужа с работы, не говорить при этом бесконечно с кем-то по телефону, а ему бросать реплики: «Не мешай мне. Еда в холодильнике». Если же родители любят друг друга, не ссорятся между собой, то и дети будут послушными.

Если человек ходит в храм, причащается, то Господь дает эту силу любви. И женщина начинает понимать, что, утверждая себя перед мужем, она не на тех основах строит семью. Авторитет жены поддерживает муж, она же должна всячески, всем своим поведением показать, а главное – понять сердцем, что только мужчина является главой семьи и что ему принадлежит последнее слово.

Наш приход со многими проблемами. Здесь раньше была каторга, жили ссыльные, интернированные люди. Мои прихожане в основном немцы, которые здесь жили и остались жить. Здесь совсем недалеко была протестантская, немецкая слобода. Но мне мои прихожане нравятся. Несколько бабушек у нас занимаются тем, что отправляют посылочки заключенным. Мы пять лет работаем с Домом престарелых. Есть там у нас церквушечка св. Пантелеимона, и мы там служим, причащаем.

Еще пытаемся содержать огородик... Но это все не так важно, как служба каждый день в храме. Очень мне хочется, чтобы все прихожане дружили между собой. Церковные обеды у нас по очереди готовят разные семьи в поселке Свердловске (здесь стоит наш храм) или в ближнем поселке Красная Звезда. На таких обедах присутствуют не только прихожане, но и дети из не очень благополучных семей, бомжи. Так православные семьи помогают бедным, по слову Господа. Через совместные трапезы люди становятся ближе к храму. Еще много у меня треб: нужно отпевать, освящать квартиры. Если есть возможность, отпеваю усопшего не в квартире, а во дворе – чтобы весь дом мог участвовать... Не всегда хватает сил, но стараемся откликаться на каждый зов.

05 марта 2009г. на сайте Милосердие.ру была опубликована просьба о сборе средств на лечение о. Димитрия Амбарцумова. Через какое-то время следующая публикация: «Благодарим за помощь! Средства на операцию собраны!

Как сейчас себя чувствует батюшка? В интернете сведений не нашла.

о. Николай Амбарцумов, сын о. Евгения Амбарцумова, (1950 – 1986), внук свщмч. Владимира

Из трех сыновей о. Евгения Амбарцумова, Николай (со слов его брата о. Алексия Амбарцумова) серьезнее всех относился к священству. Начинал, как и многие, с инженерства, за пять лет вырос от молодого специалиста до начальника отдела, а потом ушел в храм. Он первый в Ленинградской епархии обратился к людям, попавшим в лапы к экстрасенсам, начал вытаскивать их из этого омута, боролся, что было сил с оккультной заразой. Но у него началось белокровие, и в 37 лет он умер.

Матушка Мария Ильяшенко, дочь о. Евгения Амбарцумова, внучка свщмч. Владимира

У протоиерея Александра Ильяшенко и матушки Марии 12 детей и 18 внуков – большая, дружная, православная семья. Ради того, чтобы стать хорошей матерью, Мария Евгеньевна, выучилась на врача-педиатра. Она всегда отказывается давать интервью, но согласилась ответить на вопросы сайта Правмир о семье и о воспитании детей.

Корр: А получалось ли у вас успевать с детьми на разные занятия, кружки, секции?

Когда мы растили детей, было меньше возможностей, но и меньше требовалось усилий. Мы не ставили таких задач, как ставят многие родители сегодня, и мне казалось, что если я каждый день с детьми общаюсь, то это самое главное. Мы постоянно гуляли, и всю дорогу я им рассказывала стихи, которые знаю, книжки, кино пересказывала, и мы были в постоянном общении, они даже не всегда играли с другими детьми, им было действительно интересно с родителями. У нас не было телевизора, поэтому мы много смотрели диафильмы, потом видео уже появилось не так давно.

Сегодня мои дети, невестки считают, что важнее одного отвести на физкультуру, другого – на танцы, а третьего на музыку и пение в ущерб режиму дня, гулянию, младшим детям. Они считают, что они не могут сами дать всего этого детям в той мере, в какой требуется это сегодня.

Для меня же всегда было важно, что я детям закладываю знания, восприятие мира сама, страшно доверять воспитание чужой тете. Ведь маленькому можно вложить, что угодно, поэтому я не могла их отдать в сад, слишком трепетно я относилась к тому, чему научат их другие люди.

Корр: Мария Евгеньевна, какое, на ваш взгляд, самое важное правило ежедневного построения отношений в семье?

Есть одно очень важное правило, и я его проверила на себе, и дети тоже. Никогда не надо решать серьезные проблемы и начинать серьезные обсуждения вечером. Недаром же говорят: «Утро вечера мудренее». Вечером все устали, все нервничают, все уже выбились из сил, поэтому те проблемы, которые утром решаются просто – вечером часто могут приводить к ссорам, серьезным разногласиям. Если отложить серьезный разговор до утра, то все вопросы, возможно, получится решить быстрее и добрее.

о. Иаков Амбарцумов, сын о. Димитрия Амбарцумова, правнук свщмч. Владимира

Сейчас о. Иаков Амбарцумов исполняет обязанности настоятеля храма апостола Павла при Мариинской больнице в Санкт-Петербурге и совмещает служение в больничном храме со служением на подворье Рождество – Богородичного мужского монастыря.

По мирским меркам служение в больнице трудное: редкие службы, маленькая зарплата, сложности общения со множеством «трудных» неврологических больных – бомжей. Больничное служение часто сталкивает священника с человеческими ситуациями, когда человек находится «на пороге вечности». Батюшка причащает, соборует, крестит, беседует с колеблющимися, ведь человек – существо мятущееся и способен вести разговоры о вере даже на смертном одре!

о. Иаков рассказывает о работе в больнице корреспонденту журнала «Вода живая»

«Есть много разных категорий больных. Одни просто хотят, чтобы их выслушали и плохо реагируют на попытки диалога с моей стороны. Есть больные, которые с удовольствием слушают тебя и молчат, и не вполне понятно, какую позицию они занимают по отношению к тебе и твоей вере. Очень трудно работать в отделении неврологии, там лежит много бомжей с различными последствиями неумеренного употребления спиртного, – они вообще находятся в невменяемом состоянии. Встречаются мошенники, даже убийцы. Приходится выслушивать очень грустные и страшные исповеди людей, которые имели многое, но из-за своей беспутной жизни все потеряли. Конечно, самые «утешительные» для священника больные – православные старички и старушки. Вот уж кто с благодарностью и радостью слушает тебя! Они по мере сил ходят на молебны в часовню, очень трогательно молятся. Общаясь с ними, отдыхаешь душой. И, конечно, нельзя не сказать о медицинских работниках – очень многие врачи и медсестры относятся к нам с пониманием и любовью, и среди них, людей невоцерковленных, иногда встречаешь образцы воистину христианской любви и христианского служения!»

О. Иаков Амбарцумов о семье и священническом служении:

«Самое большое влияние на меня оказал отец - протоиерей Димитрий Амбарцумов, который был и остается очень авторитетным священником. У нас большая семья, и мы, старшие дети, были буквально заворожены личностью папы, его служением, средой, в которой он вращался.

В нашем доме собирались очень интересные люди: семинаристы, священнослужители, и мы слушали их удивительные беседы. Конечно, я понимал, что священство - это не просто вера и не просто традиции, но и очень интересная среда интеллигентных, образованных, открытых людей.

Я никогда не жалел, что стал священником. Более того, всякий раз убеждаюсь, что выбрал правильный путь. И я искренне считаю, что в Таинстве Рукоположения происходит чудо. Я ощущаю себя абсолютно другим, и не только себя: мои одноклассники-семинаристы до и после принятия священства - просто как земля и небо. Человек вообще меняется в важные моменты своей жизни: вот женился - немножко изменился, стал отцом - опять он другой, а стал священником - абсолютно поменялся. Я знал людей, которые до рукоположения двух слов связать не могли, но когда становились священнослужителями, то делались не просто духовниками, а очень уважаемыми в приходе духовниками. Получается, что благодать Божия чувствуется реально, существенно!

Любое Таинство изменяет человека, причем онтологически, полностью. Но у этого чуда должны быть последствия - и не только в виде Божьего благословения, но и в виде труда над собой. Если, скажем, любой христианин молится такое-то количество времени, ходит в храм в таком-то режиме, то уж священник в большей степени должен и молиться, и служить. Он должен тверже стоять на своих ногах, чем обычный человек. Иначе как он сможет руководить христианами, исповедовать их, давать какие-то более или менее дельные советы, если по своему духовному уровню он ниже, чем его прихожане? Поэтому мы, священники, все-таки стараемся соответствовать своему призванию. А если прекратить над собой работать, например если летом в отпуске позволить себе расслабиться, то сразу ощущаешь, что потерян уровень, который помогает священнику и проповедовать, и советовать.»

О. Илия Амбарцумов, сын о. Димитрия Амбарцумова, правнук свщмч. Владимира

О. Илия - настоятель храма святой великомученицы Варвары в пос. Рахья Всеволожского района Ленинградской области, кандидат богословских наук.

Отрывки из беседы корреспондента официального сайта Казанской епархии «Православие и Мир» Марины Дымовой с о. Илией Амбарцумовым 09.11.2007

о. Илия : Если христианин полностью уклонится от мира, - от участия в культурной жизни, теле- и радиопередачах, искусстве, литературе, то все эти места займут безбожники… Поэтому нельзя уклоняться. Такой взгляд на жизнь у нас идет еще от дедушки (о. Евгения Амбарцумова), потому что он считал, что христианин – это есть лучший гражданин Советского Союза.

Корр: Батюшка, у вас в семье, в вашем роду есть небесный покровитель, святой человек, прославленный в сонме новомучеников и исповедников Российских – отец Владимир Амбарцумов. Это какая-то особая ответственность? Обращаетесь ли Вы к нему с молитвой, можете ли рассказать о какой-то явной помощи от него?

о. Илия : Это, конечно, большое счастье, которое дано тебе без твоего ведома. Влияние молитвенной помощи прадедушки видится во многом – от него у нас крепкие семьи, любовь, успех в жизни, благословение, защита… И все это позволяет думать, что у нас больше ответственности перед Богом и людьми за такой бесценный дар.

Да, помощь реально оказывалась. Вот один случай, когда была разрешена трудная хозяйственная проблема. Его внучка, игумения Иулиания, настоятельница Зачатьевского монастыря, имела в обители кур, и они вдруг все разом перестали нестись. Врачи-ветеринары ничего не могли сказать. Так вот, она своим монахиням, сестрам, поручила молиться именно дедушке, потому что он всегда что-то изобретал, разрабатывал и воплощал в жизнь. В числе его изобретений были и инкубаторы. И сразу же после молебна у каждой курицы было яйцо. Вот как это объяснить?

И потом, большую помощь он оказывал при сдаче экзаменов. Он был физик, ученый и помогал тем людям, кто учился, готовился к экзаменационной сессии.

А вообще, самое глубокое чувство по отношению к нему – это величайший стыд, потому что ясно осознаешь несоответствие высоты его служения и своей жизни, уже все-таки растворяется эта сила духа в разных мирских вещах… Но, с другой стороны, конечно, влияние колоссальное – это проявляется у нас в отношении к науке, это и отношение к каждому человеку – доброе, вне зависимости от религии, культуры, социального статуса. Так же от прадедушки идет огромное уважение ко всему религиозному, Божественному.»

Корр: Как родителям прививать детям любовь к Дому Божию, чтобы каждое посещение храма было для них не мучительным, а радостным событием в жизни?

о. Илия : Конечно, нам бывало порой и скучно, и неинтересно, хотелось подвигаться, побегать, и я часто у дяди Коли, папиного брата, тоже священника, спрашивал: «Когда же это Причастие?» И он говорил: «Ну, иди погуляй на улице», и я там гулял, резвился, сидел, дышал воздухом, помню, во дворе храма было много голубей, мы их подкармливали... Да, бывало трудно, но ведь и новоначальному взрослому в Церкви на богослужении иногда тяжело, бывают и тошнота, и головокружения, и еще всякие искушения. Поэтому маленького ребенка надо потихоньку приучать к службе. Вот, папа, допустим, брал меня в алтарь, и я там просто тихо сидел на стуле, и папа меня ничего не заставлял делать. Вообще в храме, где он служит, такая политика: детей собирают в отдельной комнате или в углу храма, и они там играют в игрушки всякие, рисуют что-то, тихонько все вместе пребывают, а потом их ведут к Причастию. Здесь приобщать нужно постепенно – и подарочки ребенку дарить, иконочки, просфорочки, пока дитя не позволит что-то большее в попытке осознать ход службы… Святое Причастие – важнейшее Таинство, и очень жаль, когда родители пытаются принуждением заставить ребенка приобщиться. Это совершенно неправильно, так как у ребеночка может остаться на всю жизнь стресс, кошмар. А мы стараемся его любовью и добротой обрадовать. Тогда ребенок со светлыми чувствами подходит к Св. Чаше. И потихоньку он захочет причащаться сам.»

Московская ветвь. Каледы.

Матушка Лидия Каледа, дочь свщмч. Владимира

О Лидии Владимировне Каледе меньше всего написано именно потому, что она сама является летописцем и историком рода Амбарцумовых – Калед. Именно из ее книг мы узнаем о ее отце, священномученике Владимире Амбарцумове, о ее муже, известном ученом- геологе, духовном сыне ее отца-священника, который впоследствии принял тайное священство, а позже вышел на открытое служение.

Талантливый человек, верный друг своему мужу, мать-героиня, воспитавшая шестерых достойнейших детей, о ней лучше всего рассказывают ее книги.

Протоиерей Глеб Каледа, духовный сын свщмч Владимира, (муж его дочери, Лидии Владимировны Амбарцумовой)

Слово Патриарха Московского и всея Руси Алексия II об отце Глебе Каледе:

Вспоминая отца протоиерея Глеба Каледу, невольно думаешь о его жизненном пути. Ученый, профессор, доктор наук. Тайно рукоположенный в тяжелые для Церкви годы, создавший в своей квартире домовый храм, в котором воспитывалась вся семья – с приходом религиозной свободы в нашей стране он явил себя миру как пастырь – ревностный, усердный, одаренный жизненным и духовным опытом. Будучи светским ученым, он занимался богословием и накопил богатый опыт духовных знаний, которые так пригодились ему в будущем. Он начал совершать богослужение сначала в храме Илии Пророка в Обыденном переулке, затем в храме Преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках, потом в храме Преподобного Сергия в Высокопетровском монастыре.

Отец Глеб не только научал людей вере в Бога, не только указывал пути ко спасению, но он в своей семье воспитал шестерых детей. Из которых двое сыновей стали священниками, а одна из дочерей – игуменией. Это была действительно малая церковь, которую он создал своими трудами, своим подвигом. То, что домовый храм отца Глеба был освящен в честь Всех Святых, в земле Российской просиявших, я думаю, показывает близость его к тем подвижникам, которые на нашей русской земле проповедывали слово Божие, утверждали веру Христову, которые совершали молитвенный подвиг в монастырях, лесах и вертепах, молились за свое земное Отечество, и близость к тем, кто принял мученическую кончину за веру Христову. Полагаю, что отец Глеб, создавая храм во имя Всех Святых, в земле Российской просиявших, думал и о тех, кого прославит (и прославила) Русская Церковь как новомучеников и исповедников, пострадавших за веру Христову в тяжелые годы испытаний и богоборчества. Отец Глеб написал книгу, которую назвал «Записки рядового». Он с честью и достоинством прошел всю Великую Отечественную войну. Прошел не офицером, не генералом, а простым солдатом, рядовым; и он это ценил. Его близость к рядовым солдатам, к воинам сохранилась на всю его жизнь. Он всегда был воином: и в годы Великой Отечественной, и во время пастырского служения – сначала тайного, а потом явного. Он был воином когда закладывал основы катехизаторского служения Церкви, и когда вступил на нелегкий путь окормления тех, кто обретается в темницах и узилищах, и находил слова поддержки, утешения совершившим тяжкие преступления, тем. кто нуждался в слове пастыря, которое дошло бы и до их огрубелых, часто ожесточенных сердец.

Незадолго до своей кончины он попросил благословения окормлять заключенных в тюрьмах. Я думаю, он особенно ответственно осозновал то, что Господь спросит от нас на суде Своем. «Я был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (Мф. 25,36). И вот в служении людям, находящимся в узах, отец Глеб, в эту уже вечернюю пору своей жизни, видел возможность передать тот огромный потенциал веры и любви к ближнему, носителем которого он был. Именно он положил начало пастырскому служению в тюрьмах, и на сегодняшний день только в России 178 храмов, построенных заключенными, и около 700 молитвенных комнат. Вот это и есть то семя, которое он сеял и которое дало такие обильные плоды.

Отец Глеб положил начало многому. Он положил начало не только катехизаторскому образованию, малой домашней церкви, пастырскому окормлению заключенных, но он один из первых отслужил панихиду на Бутовском полигоне, на этом трагическом и святом месте, где мы сейчас ежегодно в одну из пасхальных суббот совершаем богослужение, вспоминая всех, кто в тяжелые году репрессий принял мученическую кончину. В числе многих священнослужителей был расстрелян священномученик Владимир Амбарцумов, его духовный отец. Тогда Глебу Каледе было шестнадцать лет. Промыслительно, что всего лишь шестнадцать лет. Будь он старше, то, может быть, пострадал бы, как и его духовный отец. Так что все делается Промыслительно и по воле Божией. Перед этой всеблагой волей Божией мы должны преклониться и сказать: «Да будет, Господи, воля Твоя», и от Господа проявятся пути человеку.

Сейчас, когда прошло уже более десяти лет, как мы проводили его в путь всея земли, он предстает перед нами как человек ученый, как богослов, как неутомимый проповедник слова Божиего, как утешитель заключенных, как ревностный пастырь. Его кончина для нас, для Церкви, для Москвы была большой утратой, потому что мы потеряли усердного служителя алтаря Господня, пастыря, который отдавал все свои силы и знания, весь свой богатый жизненный опыт служению ближним. Мы усердно молились о том, чтобы Господь принял его душу в Свои вечные обители и чтобы он услышал милостивое призывание Отца Небесного: «Раб благий и верный, ты был в малом верен, войди в радость Господина Своего» (Мф. 25,21). Я думаю, что жизненный путь таких подвижников веры, как отец Глеб Каледа, должен многих научить, как нужно жить, как нужно спасаться и помогать другим спасаться, как нужно приходить к Богу, обретать Бога в своем сердце и служить Ему.

О. Кирилл Каледа и Василий Каледа, сыновья Лидии Владимировны Каледы, внуки свщмч. Владимира

Отрывки из беседы о. Кирилла с членами редколлегии журнала «Мы в России и Зарубежье» Вадимом Сергиенко, Николаем Бобринским и Ириной Зубовой

Сергиенко : Скажите, те, кто пострадал, те, кто расстреливал - они уже свое вынесли, кто раскаялся, кто нет, а мы теперь - новое поколение, у нас свои проблемы, экономика, вступление в ВТО, у нас интеграция в мировое сообщество. Зачем нам этот подвиг мучеников? Зачем нам эту тяжесть с собой нести?

о. Кирилл : Потому что дерево, когда растет, питается от корней. Если эти корни больны, то дерево гибнет. Если какой-нибудь крот или кто-то еще корни подгрызет, то дерево засохнет. Вот и мы таким же образом засохнем, если свои корни отрежем. Человек не может жить без корней. Если мы хотим быть марионетками в руках ВТО, еще кого-нибудь, то, действительно, зачем нам все эти проблемы - они нам не нужны. А если мы хотим быть людьми - у нас найдется столько вопросов об этом. Вот меня недавно спросили: "Начав заниматься этим местом (Бутово), посвятив ему жизнь, Вы ушли в прошлое. У Вас нет будущего. "Я ответил, что категорически не согласен. Я как раз этим занимаюсь для того, чтобы у нас у всех было будущее.

Новомученики – такие же, как мы. Но у них хватило мужества следовать за Христом. Несмотря на то, что было трудно, несмотря на то, что у них были семьи, они за них переживали. У них уводили коров, которые кормили их детей, а они благодарственные молебны за это служили. Вот отец Александр Парусников. Он в Раменском служил. У него одиннадцать человек детей было. Корову у них увели, а он пришел и сразу, как узнал, говорит: "Надо молебен служить". Матушка ему: "Саш, да ты что?" А он детей поставил на коленочки и стал святителю Николаю благодарственный молебен служить. После этого у него более чем в течение года каждое утро на крыльце корзинка с двумя бутылками молока и буханкой хлеба стояла. Дети смотрели - не смогли увидеть. Подсматривали, по ночам дежурили - кто ставит - и не смогли увидеть. А ему потом в квартиру поселили чекиста какого-то с открытой формой туберкулеза. И о. Александр каждый год потом детей своих хоронил. И он, тем не менее, не отказался, не ушел. Они были очень похожи на нас. Вот в этом замечательность их подвига.

Мы должны понимать, что и Римская империя кончилась и Византия кончилась. К великому сожалению, мы сейчас живем на таком перепутье, когда очень может быть, что и наша цивилизация кончится. И мы тогда одни из последних. Но, если Господу будет угодно - все может возродиться.

Ирина Зубова : От нас это тоже зависит.

о. Кирилл : Да, от нас это тоже зависит. Вот в том то все и дело, что от нас это зависит, от того, как мы себя будем вести. Причем не в том, чтобы ходить демонстрациями, а именно в четкой организации своей жизни на основе Православия.

Сергиенко : И что, если какая-то часть общества будет молиться и ходить в церковь, это спасет страну, это ее возродит?

о. Кирилл : Когда Господь шел истреблять Содом и Гоморру, то Авраам спросил у Него: "Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь, и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников". Господь сказал: "Если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу весь город". И Авраам стал постепенно уменьшать количество праведников, ради которых будет спасен город, и только после числа десять в Библии сказано: "И пошел Господь, перестав говорить с Авраамом" (Быт. 18, 23 - 33). Так что ответ на Ваш вопрос находится во власти Господа Бога. Он примет решение, когда Он перестанет говорить с нами и наступит Суд.

Василий Глебович Каледа – сотрудник Научного центра психического здоровья Российской академии медицинских наук, заместитель главного врача по лечебной работе, ведущий научный сотрудник отдела по изучению эндогенных психозов и аффективных состояний. Преподает курс пастырской психиатрии в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете, профессор кафедры пастырского богословия.

Отрывок из телепередачи «Православная энциклопедия» 12.02.2005 с участием Василия Глебовича Каледы, психиатра, кандидата медицинских наук, зам главного врача Научного центра психического здровья РАМН на тему: Самоубийство – следствие болезни или свободный выбор?

В.Г.Каледа : – Статистика самоубийств в России очень страшная, потому что ежегодно страна теряет значительно большее число своих граждан, чем за все годы войны в Афганистане. Это число устрашает, и можно сказать о еще более пугающих цифрах: ежегодно в мире около миллиона человек уходит из жизни, т.е. каждые две секунды один человек в мире кончает жизнь самоубийством, и соответственно за каждые две секунды десять человек совершают попытки самоубийства.

Что касается России, то в соответствии с критериями Всемирной ассоциации здравоохранения, ситуация с общественным здоровьем в России представляет угрозу национальной безопасности, поскольку при частоте самоубийств более 20-ти на 100 тысяч населения, – а в России это число примерно в два раза больше, – психическое здоровье нации находится под угрозой.

священник Алексий Уминский : – Василий Глебович, а в чем причина, по Вашему мнению, такого колоссального количества самоубийств?

В.Г.Каледа : – Причин здесь много. Примерно в 20% случаев жизнь самоубийством оканчивают люди, которые страдают серьезными психическими заболеваниями. Но это – всего лишь 20%. В остальных случаях люди заканчивают жизнь самоубийством в состоянии отчаяния, и причин для отчаяния очень много. Но, наверное, за всеми этими причинами, которых около 800 стоят какие-то более серьезные, глубокие проблемы. А главная причина – в том, что русские люди, россияне, за XX век утратили главное – утратили ощущение, что жизнь есть священный дар Божий, и человек не вправе от него отказаться, человек не вправе вернуть этот дар Творцу. Это ощущение было утрачено, и когда в силу тех или иных обстоятельств, которых в последние десятилетия было очень много, человек доходит до состояния отчаяния, у него исчезают какие-либо моральные препятствия совершить этот последний акт, акт ухода из жизни.

Матушка Александра Зайцева, дочь Лидии Владимировны Каледы, внучка свщмч. Владимира

Александра Глебовна Зайцева, матушка о. Александра Зайцева, духовного чада о. Евгения Амбарцумова, врач, имеет 5 детей, 5 внуков. Трудится в Покровской общине при Мариинской больнице в СПб.

Игумения Иулиания Каледа, дочь Лидии Владимировны Каледы, внучка свщмч. Владимира

Игумения Иулиания (Мария Глебовна Каледа), настоятельница женского монастыря в честь Зачатия Пресвятой Богородицы с мая 1995г

Главное дело ее жизни как инокини – молитва. Главное дело ее жизни как настоятельницы – восстановление Зачатьевского монастыря.

В 1922 монастырь был разграблен, но продолжал действовать; 16 марта 1925 здесь отслужил последнюю службу патриарх Тихон, умерший девятью днями позже. В 1927 монастырь был закрыт; здесь, в числе прочих учреждений, помещалась тюрьма и детская колония.

Обитель начала восстанавливаться в 1991 году, в 1995 году ей был возвращен монастырский статус.

31 марта 2008 года было сообщено о подписании распоряжения мэром Москвы Ю. Лужковым о разрешении восстановления собора Рождества Богородицы к 2010 году.

Сейчас он уже практически отстроен. В подземной части его сохраняются остатки фундамента разрушенного собора. По завершении строительства здесь откроют небольшую археологическую экспозицию из старинных сосудов и других предметов, обнаруженных при раскопках на этом месте.

Свято-Духовский храм в советское время был сильно перестроен и обезглавлен, но сейчас полностью приведен в порядок.

Сейчас в монастыре 30 монахинь, богадельня, есть подворье в Барвихе, скотный двор, просфорня, швейная и иконописная мастерские. Ведется большая издательская работа, в монастырской лавке можно купить книги об о. Владимире Амбарцумове, о. Глебе Каледе, книги самого о. Глеба, диски с фильмом о нем. Как она все успевает! Помоги ей, Господи!

Иерей о. Иоанн Каледа, сын Лидии Владимировны Каледы, внук свщмч. Владимира

О.Иоанн - настоятель храма Троицы Живоначальной на Грязех у Покровских ворот.

Окончил 1-й Московский медицинский институт, в 1999 году окончил Московскую духовную семинарию, 24 апреля 1994 года рукоположен во диакона, 14 февраля 1995 года Святейшим Патриархом Алексием рукоположен во пресвитера, в 2005 году удостоен права ношения наперсного креста. 15 апреля 2009 года Святейшим Патриархом Кириллом возведен в сан протоиерея.

О. Иоанн Каледа является заведующим сектором пограничной службы синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами, проводит службы в храме при пограничном госпитале, молебны для пограничников в храме, где сам является настоятелем. Продолжая служение отца, ведет большую работу с заключенными.

Вот лишь некоторые из учреждений, в которых о. Иоанн несет свое пастырское служение: это и катехизаторские беседы, и поздравления с праздниками, и помощь по ремонту, и, конечно, совершение церковных таинств и молебнов.

1. Воспитательная колония УФСИН Владимирской обл.
2. Воспитательная колония УФСИН Рязанской обл.
3. Учреждение ИЗ-77/3 ГУФСИН по г. Москве (СИЗО -3. Пресня)
4. Учреждение ИК-5 УФСИН Калужской обл.
5. Учреждение ИК-6 ГУФСИН Московской обл.
6. Учреждение ИК-10 УФСИН Тверской обл.
7. Учреждение ИК-16 Нижегородской обл.

В интервью для сайта «Тюремное служение» протоиерей Иоанн Каледа, вот уже 15 лет окормляющий следственный изолятор №3, ответил на ряд вопросов.

-Какие бы основные проблемы тюремного служения в нашей стране и конкретно в окормляемом вами СИЗО вы бы назвали?

Я бы сказал так: нам нужен законодательно закрепленный статус священника, который окормляет тюрьму – его положение, его права и обязанности, где прописано, как и когда он может проводить богослужения, встречаться с заключенными и т.д. Когда у нас перестали свободно выводить подследственных в храм, возник вопрос – может ли священник пойти побеседовать в камеру? Когда-то, когда заключенные в камере очень шумели, пустили, но одного священника. В другой раз сказали «не положено». Статус священника крайне необходим, чтобы решение подобных вопросов зависело не от воли того или иного чиновника, иначе со сменой начальника будут меняться и условия.

-Какое главное правило, на Ваш взгляд, должен соблюдать человек, который хочет помогать заключенным?

Первое - помнить, что служа ближнему, мы служим Господу.
Второе – избегать сугубо личностного общения. Необходимо соблюдать общие правила учреждений, мы не имеем права выполнять просьбы, идущие в обход этих правил. Например: «Опустите, пожалуйста, это письмо в почтовый ящик». Вроде бы незначительная услуга. Но ведь всех их письма читаются, именно этим обоснована подобная просьба. А потом – раз опустил, два опустил, а на третий начнется шантаж: если ты не отправишь письмо, мы скажем, что прошлые два…»
Нельзя проносить запрещенные предметы по просьбе заключенных, вообще не стоит приносить ничего, кроме Евангелия, молитвослова и некоторых необходимых книг.
Правила нужно соблюдать строго. При нарушении их мы лишимся самого главного – возможности этого служения, и хорошо, если запретят ходить только одному человеку, а не начнут препятствовать всем. Мы должны заниматься духовным окормлением, а не чем иным.
Хотя когда, например, в лагерях люди готовятся к выходу на волю, у них нет одежды, и можно помочь, прислать посылку, но строго по правилам и без большого личного участия, привязанности.
Браки с заключенными редко хорошо заканчиваются. Семейная жизнь нелегка: остаются старые привычки, бывший заключенный зовет жену на встречи со старыми товарищами. Это очень непростой крест.
Полностью переменить жизнь непросто.»

Сын о. Иоанна Каледы служит алтарником в Храме Троицы Живоначальной на Грязех у Покровских ворот.

Итак, мы лишь немного рассказали о четырнадцати членах семьи богатого на священство рода Амбарцумовых-Калед. В чем же секрет этой счастливой огромной семьи? Нам кажется, что в единомыслии. Православие как мировоззрение, как основа для всего в жизни приводит и к созданию крепких многодетных семей, и к тому, что они не ищут легких путей, а живут и трудятся там, куда Господь их привел и помогают чем могут тем, кто окажется рядом с ними на этом трудном земном пути. И на примере старших учатся жить дети.

В заключение нашей статьи хочется пожелать здоровья и духовной крепости этой замечательной семье и, конечно, попросить их священнических молитв о нас, грешных!

Монашеская жизнь есть, по словам святых отцов, жизнь равноангельная, совершающаяся не по законам мира сего, а по иным, небесным, законам и потому сопряженная с постоянным преодолением соблазнов внешних и внутренних. В этом мироотреченном жительстве всё упование возлагают монашествующие на небесную помощь, прежде всего Пречистой Богоматери, первой совершенной Монахини, Девы, явившей Собою неповторимый пример всецелого посвящения Богу и сердцем, и мыслью, и волей, и всеми телесными силами.
Благословите начать доклад об актуальных вопросах современного монашества словами преподобного Феодора Студита , великого наставника монашествующих: «Отцы и братия, матери и сестры! Будем благословлять тот день и час, когда благоволил Бог, чтобы мы убежали из мира и приняли монашеское пострижение. Благодарение Богу, призвавшему нас к блаженному и дивному образу жизни монашеской! Бог нам, монахам, даровал и особую великую благодать, состоящую в том, что, избрав нас из среды всех, поставил пред лицем Своим на служение державе Его. Смотри же теперь всякий тщательно: сообразно ли со званием, к коему призван, ходит он, и точно ли ни о чем другом не заботится, как только о том, чтобы угождать Богу» (Феодор Студит, прп. Добротолюбие. Т. IV) . Так, словами преподобного отца выразим первоочередную необходимость современного монашества - осознание главных монашеских принципов.

В настоящее время понятие о ценностях становится всё более и более неопределенным в сознании большинства людей. Восприятие слова становится всё слабее, научение по книгам уходит в прошлое; в потоке информации, поступающей по многочисленным каналам современной связи, человек теряет сам себя, и только великая благодать Божия способна обратить душу на путь покаяния.
По словам , сказанным на одном из поставлений в игумении, «в монастырь люди приходят по доброй воле. За стенами монастыря - мир со множеством соблазнов. И уже тот факт, что кто-то приходит в эти обители, кто-то пересекает черту, отделяющую монастырь от мира, свидетельствует о том, что это - особый духовный опыт, чудо Божие, которое привело его в обитель» .

Но Христос всегда Тот же (ср.: Евр. 13, 8), и монашество, как устроение Божие, в своих принципах неизменно.
Милостью Божией, в России уже более 25 лет возрождается церковная жизнь. После торжественного празднования 1000-летия Крещения Руси в 1988 году Церковь получила свободу и стало возможным восстановление поруганных святынь, открытие храмов и монастырей. В нынешнем году мы празднуем юбилей древнейшей Толгской обители, возвестившей весну возрождения монастырской жизни. Число монастырей в пределах Русской Православной Церкви возросло более чем в 200 раз! В советские годы в России действовало всего пять монастырей, а сейчас во всех епархиях Русской Православной Церкви более 800 монашеских обителей.

За прошедшую четверть века во многих монастырях игуменами и игумениями, с самого начала возрождавшими обители, накоплен определенный духовный и практический опыт.

Прежде всего это опыт осознания невозможности устроения обители человеческими силами, с одной стороны, и всесильной помощи Божией, проявляющейся в самых различных обстоятельствах, с другой стороны. Практически все игумены и игумении могут свидетельствовать о многочисленных чудесах милости Божией, проявленных за время восстановления из руин стен древних обителей или устроения на пустых местах новых монастырей.

Другой важный аспект пережитого опыта - осознание необходимости правильного устроения внутреннего уклада монастырской жизни.
Плачевное состояние передаваемых Церкви монастырских комплексов, необустроенность новых мест для обителей влекли за собой первоочередную необходимость восстанавливать или устраивать внешние составляющие монастырей - храмы, ограды, корпуса, создавать пригодные для жизни братии условия, налаживать обеспечение насущных потребностей. Но по прошествии двадцати и более лет становится очевидной необ-ходимостью обращение к внутренней, содержательной стороне монашеской жизни, осмысление пережитого -опыта.

Однако осмысление этого опыта, осознание основных принципов монашества возможно лишь в свете православной монашеской традиции.
Монашество немыслимо без духовного преемства, без перенятия и усвоения святоотеческого опыта духовной борьбы за очищение сердца от страстей и опыта благодатного преображения, обновления внутреннего человека, его облечения во Христа. И поэтому все усилия необходимо приложить к тому, чтобы монашество развивалось в русле святоотеческой традиции. По свидетельству святого нашего времени преподобного Иустина Челийского (Поповича), возрождение монашества возможно только путем следования уставам Церкви и святоотеческому преданию. Так, во время упадка в Сербии монашества, в особенности мужского, он писал одному из монашеских братств: «Обновление возможно только в буквальном, святоотеческом исполнении монашеских обетов. Это единственный путь, освященный и засвидетельствованный опытом православных монахов-подвижников. Этот путь и дал бесчисленное множество святых и праведных монахов. На других путях монаху нет спасения. Начните в вашей святой обители поститься по церковному Уставу. К посту неопустительно добавляйте богослужения по Типикону: всё по ряду, венец которому - ежедневная Литургия. И умная молитва пусть не перестает в сердцах ваших ни днем, ни ночью. Если так поступите, то благословение Божие, несомненно, начнет изливаться на вашу святую обитель. И Господь чудесным образом начнет умножать ваше братство, приводя вам пробужденных монахов и жаждущих Христа послушников. В такой образцовый монастырь со всех сторон начнут стекаться души, алчущие правды и истины Божией».
Таким образом, всестороннее, глубокое, деятельное изучение и усвоение святоотеческой монашеской традиции есть первостепенная задача современного монашества.Именно для этой цели по благословению Святейшего Патриарха Кирилла организуются и проводятся общецерковные мероприятия, посвященные монашеской жизни: Рождественские чтения, международные конференции, на которые приглашаются для докладов опытные духовники, архи-ереи, игумены и игумении, являющиеся сами живыми преемниками монашеской традиции. Немалое значение имеет и издание статей, сборников и других актуальных материалов в печати или на информационных церковных сайтах.
Осознание духовного опыта и изучение монашеской традиции служит для формулирования основных понятий и путей развития современного монашества. По благословению Святейшего Патриарха в течение трех лет велась работа над созданием проекта Положения о монастырях и монашестве, и сейчас этот документ подготовлен для отправления в епархии Русской Православной Церкви. В нем содержатся основополагающие принципы и главные характеристики монашеской жизни.

Устроение молитвенной (богослужебной) жизни монастыря

На основании уже сформулированных принципов, в согласии со святоотеческим пониманием монашества важнейшим аспектом внутреннего уклада монастырской жизни является его молитвенная (богослужебная) жизнь.Молитва есть главное делание монаха. Молитвой монахи привлекают Божественную благодать и милость, освящающую не только их души и всю жизнь в монастыре, но и изливающуюся богатно и на всех приходящих в стены святой обители, и близ живущих, и далее на весь мир, ибо не мерою дает Бог Духа (Ин. 3, 34).
Святейший Патриарх Кирилл в своем докладе на Архиерейском Соборе 2013 года прямо сказал об этом: «Неустанно напоминаю как игуменам и игумениям, так и всем монашествующим, что основным деланием, к которому призваны насельники обителей, является молитва, совершаемая в течение уставных богослужений и во время выполнения иноческого молитвенного правила, а также творимая "на всякое время и на всякий час”. Следует стремиться к тому, чтобы за ежедневным богослужением присутствовало большинство насельников, чтобы на совершение иноческого правила в распоряжении у братии и сес-тер всегда было достаточно времени. Этому должен способствовать личный пример духовного и аскетического делания самих игуменов и игумений».
Прежде всего молитва - сердечная, непрестанная - жизненна необходима самим монашествующим, стремящимся к жизни по духу. Как пишет преподобный Иустин (Попович) : «В этом земном мире многие вещи приковывают наши сердца к земле - к временному и смертному. Но чтобы земля и ее временные сласти не умертвили нас соблазнительными искушениями, необходимо постоянно пробуждать себя от духовного сна. Как? Прежде всего молитвой. Ибо искренняя молитва, исходящая от чистого сердца, имеет всепобедную воскрешающую силу, которой воскресают наши умершие души из всех духовных смертей… А когда мы нашу молитву усилим постом, любовью, благостью, послушанием, о! - тогда она становится воистину всемощной и всепобеждающей во всех наших сражениях со всеми искушениями мира сего… Только да пребудем с помощью Божией твердо и неустанно в предстоянии и молитве! Тогда наше спасение будет уготовано благодатью Божией по неизменной Божией милости, а не по каким-то нашим заслугам, ибо как человеческие существа мы всегда слабы, немощны и поползновенны» .
В организации молитвенной жизни монастыря существуют различные практические аспекты.

В первую очередь это вопросы, касающиеся богослужебной жизни монастыря, формирующей весь строй монастырских занятий и трудов. -Совершение полного суточного круга богослужений, уставность богослужений, особые богослужебные традиции и последования - всё это составляет особое богатство и достояние каждого монастыря, формирует его, можно сказать, внешний литургический образ. При этом имеются свои особенности богослужебной жизни в городских и удаленных обителях, есть различия и в организации богослужений в мужских и женских обителях.
С другой стороны, необходимо понимать, что келейное молитвенное правило монашествующих есть необходимое условие их духовного возрастания и преуспеяния, оно воспитывает в душах навык к молитвенному предстоянию, постоянству и мужеству в молитвенном делании. Весь уклад монастырской жизни - богослужение, общие послушания, рукоделия - должен подпитывать, вдохновлять личную молитвенную жизнь монашествующего. Без опыта личной келейной молитвы монашествующему очень трудно преуспеть в постижении сущности духовной жизни как жизни в Богообщении. Здесь игумену / игумении следует заботиться о разумном распределении времени в занятиях братии.
И, наконец, внутренняя молитва, совершаемая во всякое время и на всяком месте, прежде всего Иисусова молитва, являющаяся неким стержнем, внутренним столпом, поддерживающим монаха, мечом, поражающим врага мысленного, пламенем, опаляющим страсти, светом, просвещающим ум, благодатной росой, утоляющей сердечную жажду Богопознания. Эта молитва требует особого внимания для ее усвоения монашествующими.

Традиция исихазма - внутреннего безмолвия, созерцания, истощания всего себя в молитве ради Истощившего Себя ради нашего спасения Господа Иисуса Христа - является сердцевиной монашества. Преподобный Сергий, устроитель монашеской жизни на Руси, сам был глубочайшим безмолвником, исихастом, достигшим такой высоты созерцания, что ближайшие ученики его видели Божественный свет, нисходивший на него и от него невидимо изливавшийся вовне. Видели также и Божественный огнь, исходящий от благословляющей руки Преподобного Сергия и окружавший как благословляющего, так и благословляемого. Видели ученики в небес-ном сиянии ангела, сослужившего смиренному игумену и следовавшего за ним неотступно, покрывая его небесной славой.
Один из подвижников нашего времени, архимандрит Эмилиан (Вафидис) , бывший игуменом монастыря Симонопетра на Афоне, из глубины своего личного молитвенного опыта свидетельствует: «Наше богослужение, наша Литургия существуют как высшее проявление нашей молитвы и отправная точка к продолжению молитвы. Только тот, кто молится и держит имя Иисуса на устах перед тем, как пойти в церковь, может сказать, что он полноценно участвует в Литургии, что он всё понимает. А для этого мне необходимо встать пораньше и поклониться Богу, помолиться Ему, преклонить колена, исследовать и распахнуть свое сердце, устремиться всем своим существом к небесам, произнести слова Иисусовой молитвы. После я отправлюсь в храм и достигну высшей точки своей молитвы. Затем я вернусь к себе в келью и продолжу молитвенное общение со Христом, непре-станно повторяя Его Имя» .

Духовное руководство

Для навыка молитве необходимо постоянное упражнение, практический опыт, подкрепляемый изучением житий и творений святых отцов и подвижников - делателей молитвы.

Но одного чтения для усвоения и преуспеяния в молитве недостаточно, ибо, по словам известного современного архипастыря, духовника и богослова митрополита Лимассольского Афанасия , сказанным во время доклада на Международной богословской научно-практической конференции в сентябре 2013 года в Свято-Троицкой Сергиевой лавре: «Преемства монашеской традиции не существует вне личного духовного преемства, передачи духовного опыта от наставника к ученику-сыну, всем своим существом впитывающему, воспринимающему дух старца». В основе преемства как внешних, так и, в особенности, внутренних монашеских традиций лежит личностное общение - в молитве, в исповеди, в следовании примеру наставника.

Потому вопрос духовного руководства в монастырях, духовного воспитания является чрезвычайно важным и требует от игуменов / игумений самого пристального внимания. Игумену / игумении вверено попечение о спасении душ всех подвизающихся в обители, и духовное руководство есть их важнейшая обязанность. По словам Святейшего Патриарха Кирилла на Архиерейском Соборе 2013 года, «игумен призван быть для братии прежде всего отцом, а не администратором и своим личным примером укреплять братию в монашеском -пути».

На одном поставлении в игумении Святейший Патриарх сказал об этом еще так: «Те, кому вверяется попечение о монастырях, должны делать всё, чтобы созидать монастырскую общину, чтобы своей мудростью, неспешностью в принятии решений, спокойствием помогать иночествующим восходить от силы к силе… Для того чтобы определить, что реально происходит с тем или иным иноком или инокиней, нужно не только применять к ним определенные критерии, связанные с необходимостью должного поведения в монастыре, но и стараться проникнуть в душу» . Игумен / игумения монастыря лично и при необходимости с помощью духовно опытных монашествующих из старшей братии должны в первую очередь заботиться о духовном преуспеянии братства:
- проводить духовные беседы с наставлениями из творений святых отцов или с примерами из житий святых;
- принимать братию на личные собеседования;
- входить в их духовные и телесные нужды.

Немалое значение имеют и приглашения в обители для бесед с братиями / сестрами духовно опытных подвижников, игуменов и игумений как из российских благоустроенных монастырей, так и из обителей братских Поместных Церквей, что, конечно, должно совершаться по благословению правящего архиерея.

Подготовительная работа с новоначальными, разъяснение основных понятий монашества
Вопрос духовного руководства самым тесным образом связан с вопросом послушания. Ибо, по известному примеру из Отечника, когда один молодой монах спросил: «Почему ныне нет старцев?» - духовник ответил: «Старцы есть, но Бог заключает уста их, дабы их слово не усугубило грех слушающих их, но не исполняющих, ибо нет ныне настоящих послушников…» Послушание как добродетель есть величайшая тайна и неизреченный дар Божий. Оно есть плод веры, и от него рождается в душе смирение, от смирения - духов-ный разум и ведение таин Божиих, а наипаче - любовь, которая есть воистину, по слову апостола, союз совершенства (ср.: Кол. 3, 14).
Путь послушания и смирения, по многотысячелетнему опыту Ветхозаветной и Новозаветной Церкви, есть кратчайший путь к соединению со Христом и обретению духовных даров и ко спасению и блаженной жизни вечной. В настоящее время, когда в мире все понятия, а особенно касающиеся нравственных ценностей, искажены до неузнаваемости, до противоположности, в монастырях остро стоит проблема осознания насельниками основных духовных понятий, прежде всего о послушании.

Это касается не только вновь приходящих в монастыри, но и пришедших в обитель 20 лет назад и уже принявших иноческий или монашеский постриг. Вступающие в обитель по действию благодати Божией, но не имеющие опыта церковной жизни нынешние насельники обладают своими собственными понятиями об идеалах монашества и хотят на них основать свою жизнь в монастыре.
Понятие о послушании как добродетели (ипакои) смешивается с понятием послушания как дел служения (диакония) и осознаются часто в искаженном виде.

Современные послушники уклоняются от послушания под предлогом отсутствия духоносных наставников либо прикрываясь необходимостью рассуждения при послушании, при этом имея в виду свое собственное «рассуждение» и «здравый смысл». Бывает и обратное, когда послушание исполняется внешне буквально, но механически, без проникновения духом наставника, не ради Христа, а по разным страстным причинам.
Истинное же послушание - как выражение покаяния, решительного самоотречения и обращения на путь заповедей Божиих, терпение скорбей ради Христа, связание своих страстных движений ума, воли и сердца ради обретения истинной свободы во Христе - бывает незнакомо нынешним послушникам.
Однако без послушания, по словам преподобного аввы Дорофея, «никто из страстных не узрит Бога», и бесплодна бывает молитва, и душа не растет в познании Бога. Потому ради духовного преуспеяния монашествущих, а следовательно, и обителей необходима кропотливая, терпеливая, всесторонняя подготовительная работа с новоначальными, вступающими в обитель, желающими стать монахами.

Здесь следует учесть и особое влияние современной среды с информационной агрессией и вместе с тем некоторого вакуума в человеческих отношениях. Бывает, что молодые послушники, в мирских отношениях очень легкие в общении, в том, что касается своих мыслей и чувств, бывают крайне замкнуты и упорны. Каждый новопоступивший, как правило, нуж-дается в особом, индивидуальном подходе.
Много труда и молитвенного подвига стоит игуменам и игумениям обителей расположить души послушников к открытому общению о язвах своей души и об обращении ко Христу за средствами к исцелению этих греховных язв. При этом и сам игумен / игумения должны непрестанно пребывать в подвиге, в стяжании благодати Духа Святого, чтобы сердцам их послушников открылась любовь Божия, чтобы они возжелали Христа и следования Ему и устремились к Нему в покаянии путем самоотречения и решимости ко всякому злостраданию.

Как сказал Святейший Патриарх при возведении одной игумении ставропигиального монастыря: «Мы живем в непростое время. Особенно непростое оно для тех, кто отдает себя полностью служению Господу, кто уходит из мира в монастырь и сораспинает себя Христу через святое послушание. Мы знаем, что те, кто приходят сегодня в монастыри, это современные люди, которые полу-чили образование и сформировались в этом самом мире. И многое, что является недобрым в этом мире, в той или иной степени прикоснулось к их сознанию и к их сердцу. Это ставит очень большую и важную задачу, в первую очередь перед игуменией, которая должна мудростью своей, духовным опытом превозмочь тяготение мира в сердцах, особенно юных послушниц и молодых монахинь».

Общежительный уклад монастыря

По живому опыту Церкви и святоотеческому преданию, наилучшие условия для духовного преуспеяния - это общее монашеское житие.
В настоящее время все монастыри в Русской Православной Церкви - общежительные. Как известно, основные внешние критерии общежительного монастыря - общее руководство, общее богослужение, общая трапеза, общие труды. Внутренний же высший порядок общежития есть единство братии в уподоблении образу союза Господа Иисуса Христа со апостолами, а также образу первохристианской общины, где было всё общее: и мысли, и душа, и сердце.

Взаимоотношения и порядок жизни в общежительном монастыре основываются на монашеских обетах послушания, воздержания и целомудрия, нестяжания, исполняемых по любви ко Христу и ради соединения с Ним. При этом наибольшая ответственность за устроение жизни в монастырях лежит на игумене / игумении обители. И здесь, по словам Святейшего Патриарха, «с одной стороны, нужно быть строгой и требовательной в исполнении послушаний и монастырского устава, но, с другой стороны, никогда формально не относиться к тем, кто вверен твоему попечению. И если разумная строгость будет сочетаться с искренней любовью, с желанием сораспяться вместе с теми, кто вверил себя Христу, это принесет большую пользу. Только так можно созидать сегодня монашеское общежитие, только таким образом можно группу людей, объединенную общими мыслями и общими идеалами, превратить в духовную семью. А именно семейные добрые отно-шения и должны характеризовать монашескую жизнь, должны характеризовать жизнь святой обители».
Дай Бог, чтобы наши обители были тихими пристанищами в бурном море житейском и многие люди обретали в них отдохновение и успокоение для своей души.

В настоящее время по благословению Святейшего Патриарха ведется непосредственная работа по составлению образца устава общежительного монастыря на основе общих принципов, изложенных в подготовленном проекте Положения о монастырях и монашестве.
Конечно, устроение монашеской жизни не происходит сразу, и на это потребуется, возможно, жизнь не одного поколения. Во многом решение первостепенных задач зависит от игуменов / игумений монастырей, их духовного опыта, возрастания в молитвенном делании, стремления к воплощению в жизнь основных монашеских принципов.

Важное значение при этом имеет обогащение духовным опытом, общение с духовно опытными наставниками, игуменами и игумениями благоустроенных монастырей, совместные встречи на общецерковных собраниях, конференциях. Потому снова и снова хотелось бы выразить глубокую благодарность за возможность участвовать в сегодняшней научно-практической конференции.

И в заключение хочется снова воздать благодарение Господу и Пречистой Его Матери за великий дар - монашеское житие, которое есть истинное блаженство, и за то, что, несмотря на множество искушений и соблазнов, всё же продолжают притекать в обители души, уязвленные любовию Христовой. И молитвенно надеемся, что, милостью Божией, наши монастыри взрастят еще немало чад небесного Отечества.

____
Справка об авторе. Игумения Иулиания (Каледа) родилась 8 апреля 1961 г. в семье ученого-геолога Глеба Александровича Каледы, впоследствии священника, и Лидии Владимировны Каледы (в девичестве Амбарцумовой), дочери священномученика Владимира (Амбарцумова). Решением Священного Синода от 5 мая 1995 г. назначена настоятельницей Зачатьевского женского монастыря г. Москвы. 25 ноября 1999 г. Святейшим Патриархом Алексием II возведена в сан игумении.
С 27 июля 2009 г. - член Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви. Решением Священного Синода от 12 марта 2013 г. (журнал № 31) назначена заместителем председателя Синодального отдела по монастырям и монашеству.

Мой отец был на удивление незаурядным человеком. Отец его, крестьянин по происхождению, стал крупным экономистом, мать, урожденная Сульменева, происходила из старинного дворянского рода. Папа родился в 1921 году, и врачи сказали бабушке, что он доживет максимум до пятилетнего возраста, но Господь судил иначе. За свою жизнь он очень много успел сделать для России и, конечно, для Церкви.

Сразу после окончания школы (20 июня 1941 года у него был выпускной вечер) папа пошел на фронт, оказался сначала в школе радистов, а через несколько месяцев уже был на передовой. И прошел всю войну: был и под Сталинградом, и под Курском. У него шестнадцать правительственных наград. Он был гвардии рядовым и просто чудом остался жив, причем за все это время у него не было ни одного ранения, только одна легкая контузия. И еще по милости Божией ему ни разу не пришлось ни в кого стрелять впрямую. Это, конечно, для будущего пастыря было очень важно.

15-летним мальчиком, по благословению своего первого духовного отца (это был мой дедушка с маминой стороны – отец Владимир Амбарцумов ), папа помогал семьям “лишенцев”. Он посещал людей, лишенных продовольственных карточек, следовательно, способа пропитания, в связи с тем, что в их семьях отцы, матери или деды были сосланы или посажены в тюрьму. Среди “лишенцев” были не только семьи духовенства; было много простых мирян, которых, как правило, обвиняли в антисоветской деятельности, а на самом деле сажали за религиозные убеждения. Папа рассказывал, что, когда он еще учился в школе, буквально каждый день у кого-нибудь из учеников ночью проходил обыск, кого-то сажали. Среди папиных знакомых, среди знакомых его родителей было очень много пострадавших. И вот мой дедушка организовал такую систему: он прикреплял семьи, которые по тем временам более или менее “стояли на ногах”, к семьям “лишенцев”. Люди, которые были к ним прикреплены, должны были дать обязательство, что они раз в неделю или раз в месяц жертвуют то-то и то-то этим семьям. Это не было каким-то единичным благим актом, рассчитанным на душевный порыв, – дедушка требовал, чтобы каждая семья, входящая в эту систему, твердо для себя решила, сколько она может дать, а потом неуклонно это свое обязательство выполняла.

Об этой деятельности Церкви не очень-то и знали; это делалось на свой страх и риск. Отыскивали семьи, распределяли, тайно разносили продукты; в основном это делала молодежь.

Опыт и боль тех лет остались навсегда. Пять первых духовных отцов папы погибли в застенках. Дедушка был первым, и за ним еще четверо. Эта боль у папы сохранилась на всю жизнь, поэтому он всегда особо чтил память русских святых. В девятой песни Канона Всем святым, в земле Российской просиявшим, есть обращение ко всем святым, “… знаемым и незнаемым, явленным и неявленным”. Так вот, папа всегда говорил, что в этот день прославляются все, кто пострадал за нашу Церковь в те годы, – они-то и есть “знаемые и незнаемые”. Невидимо как бы, для нас не явно, но все они прославляются. Уже позже, когда отец был тайно рукоположен во священника и встал вопрос об устройстве храма у нас дома, то, естественно, этот храм был посвящен именно Всем святым, в земле Российской просиявшим.

После войны папа поступил в геологоразведочный институт (это была его давнишняя мечта), который он окончил с отличием. Был сталинским стипендиатом, при том, что никогда не был комсомольцем. После окончания института он быстро защитил кандидатскую диссертацию и начал заниматься научной деятельностью. В это время перед ним встал вопрос о дальнейшем пути, и будущий митрополит Иоанн (Вендланд), тогда еще архимандрит, благословил его жениться и заниматься наукой. По его благословению папа женился на дочке своего первого духовного отца, – на моей маме, Лидии Владимировне Амбарцумовой, с которой был знаком с детства; всю войну они поддерживали дружеские отношения. И слава Богу, нас, детей, шесть человек: четверо сыновей и две дочери.

Отец продолжал заниматься научной деятельностью, будучи активным прихожанином храма Илии Обыденного. У нас была настоящая христианская патриархальная семья. Папа всегда был главой семьи, а мама работала до появления второго ребенка, а потом уже только занималась нашим воспитанием. Нас воспитывали в религиозном духе. Мы всегда ходили в церковь в субботу и воскресенье – я не могла бы себе представить, как это можно в воскресенье не пойти в церковь.

Мы жили сначала около станции метро “Динамо”, а потом переехали к “Речному вокзалу”. Но всегда ходили в храм Илии Пророка, что в Обыденском переулке, на Остоженке. В храм недалеко от дома мы никогда не ходили, потому что, в общем-то, боялись, чтобы кто-нибудь не узнал. Пока мы были маленькими, в субботу вечером, как правило, папа ездил в Обыденный со старшими, а мы с мамой оставались дома. В воскресенье утром папа со старшими ехал к началу службы, а мы с мамой приезжали немножко попозже. Как я себя помню, так я помню и храм.

У нас был свой круг знакомых, именно верующих. Это был круг христианских семей – те, с кем росли и наши родители. Они остались друзьями на всю жизнь. Их дети были нашими ровесниками, и мы росли все вместе. Существование такой связи между христианскими семьями папа находил очень важным, и отчасти поэтому он не был горячим сторонником того, чтобы мы искали себе друзей на стороне. У нас у всех были школьные друзья, и нам никогда не запрещали с ними дружить: поскольку мы ходим в школу, мы должны там с кем-то общаться, но основные друзья у нас были именно христиане, и мы росли в христианской среде. У нас на все дни рождения, на именины собирались действительно христианские семьи. Вот так – поколениями-и росли. А наши школьные друзья тем самым – пусть не напрямую – тоже соприкасались с христианской средой, и некоторые из них пришли в Церковь.

В школе никто не знал, что мы верующие. Пионерами мы были; папа считал, что пионерами можно быть, потому что никаких обязательств не дается. Комсомольцами не был никто. Дома, естественно, в каждой комнате у нас висели иконы, но они закрывались, а открыто иконы у нас не висели. Когда мы молились, иконы открывались, а когда кто-то к нам приходил, закрывались. Папа, который к тому времени уже был священником, считал, что не надо никому говорить о своих убеждениях, что, если прямо спросят: “Веруете ли вы в Бога?”, вы должны ответить: “Да”; самим заводить разговор на эту тему не надо, но если спросят прямо, надо сказать: “Да”. В противном случае это будет отречением от Христа. В то время действительно таких разговоров не было. Единственное, чему все удивлялись, это почему мы не комсомольцы. Как правило, мы все доучивались до восьмого класса в одной школе, а потом в девятый-десятый классы уходили в другую. Так никто не мог спохватиться, что все дети в семье – не комсомольцы.

В 1972 году папу тайно рукоположил, сначала в диаконский, а потом в священнический сан, владыка Иоанн (Вендланд), в то время он был митрополитом Ярославским и Ростовским. Открыто папа не мог быть священником: он был достаточно крупным ученым с мировым именем, ему не дали бы регистрации, которую в то время надо было обязательно проходить в Совете по делам религий. Наши иерархи, прекрасно помня 30-е годы, понимали – не исключено, что опять начнутся гонения. В случае гонений Церковь может остаться без священнослужителей. Поэтому некоторые иерархи брали на себя такую смелость – тайно рукополагать, с тем, чтобы в случае гонений и репрессий Церковь не осталась без пастырей. Священники, тайно рукоположенные, несмотря на все, могли бы продолжать совершать Таинства Церкви. Именно поэтому владыка Иоанн (Вендланд) предложил папе принять сан. При этом он потребовал обязательного маминого согласия. Естественно, это был подвиг с их стороны. Мама прекрасно понимала, что время сложное и что в любую минуту за папой могут прийти и наша семья останется без кормильца. Но все же она дала свое согласие.

Я помню, когда папу только рукоположили, сначала мне и младшему брату (я в семье пятая) не хотели говорить. Нас всегда называли малышами и считали, что нам говорить еще рано. Но буквально через две недели после того, как его рукоположили, папа все-таки счел нужным нам об этом сказать.

Для нас это было очень неожиданным. Мне было 11, а младшему брату 9 лет. Это было в Великую Субботу. Надо сказать, что я родилась в вечер Великой Субботы, поэтому меня и назвали в честь Марии Магдалины. И вот как раз через одиннадцать лет мой день рождения приходился на Великую Субботу. Мне обещали, что, как только день рождения мой будет в Великую Субботу, меня возьмут на Пасхальную заутреню в храм; до этого папа со старшими ездил на Пасхальную заутреню, а мы с мамой оставались дома, а утром ездили к поздней обедне. И тут как раз наступает мое одиннадцатилетие, но в храм меня не берут. Я ужасно расстроилась, даже, мне кажется, обиделась на своих родителей. Я так ждала этого момента, и вдруг меня оставляют дома, да еще загоняют в постель и говорят: “Скорее ложись, мы тебя ночью разбудим”. А я никак не могу понять, зачем меня ночью будить, когда мы собираемся утром ехать в храм, собираемся причащаться. И, страшно недовольная, легла спать. Вдруг среди ночи будит меня мама и говорит: “Пойдем скорее в папину комнату молиться”. Я вхожу и никак не могу понять, в чем дело: комната как-то вся преобразилась, я чувствую, что нахожусь не в папиной комнате, а как бы еще где-то. Папа стоит в подряснике и с крестом. Я ничего не могла понять – ребенок, еще спросонья… да я вообще даже представления не имела, что есть тайные священники. И тут папа мне сказал, что он принял сан и стал тайным священником. Он сам объяснил мне и младшему брату причину, почему он стал именно тайным священником, и сказал, чтобы мы об этом никому ничего не говорили, что об этом никто не должен знать, а если он сочтет нужным, то, кому надо, сам скажет. А так – никто об этом не должен знать: ни родственники, ни знакомые. Я, помню, была тогда очень удивлена и говорю папе: но как же двоюродные братья, сестра – они не будут знать, что ты священник? Папа сказал, что неизвестно, какие настанут времена. Если опять начнутся гонения, если опять будут обыски, если опять будут пытки, надо, чтобы они могли со спокойной совестью сказать, что ничего не знают.

Так у нас дома начались богослужения. Папа служил почти каждое воскресенье, за редким исключением, когда он уезжал к владыке Иоанну. В основном дома он служил литургию, на всенощную обычно ездил в храм. Папа служил, а мы пели, читали и ходили со свечой. Сначала это была только семья, но скоро у папы стали появляться духовные дети, они стали приходить на эти домашние богослужения, исповедоваться и причащаться.

Богослужения совершались в папином кабинете, в котором было метров пятнадцать, с одним окном. Конечно, у нас соблюдалась конспирация. На кухне и в соседней комнате обязательно включали радио, дверь никому не открывали. Окно закрывалось сначала поролоном, потом одеялом, сверху вешалась белая скатерть – получалось место для запрестольного образа. На эту скатерть крепили большой крест. В левом углу кабинета стояло много икон. В этом месте ставился престол, представляющий собой большой этюдник, который каждый раз потом убирался, складывался, и никто бы не мог предположить, что это престол. А тумбочка превращалась в жертвенник. С правой стороны стоял огромный письменный стол. Этим столом пространство алтаря отграничивалось от основного храма. Чтобы это как-то обозначить, на две табуретки клались две стопки книг, которые накрывали полотенцами, а сверху ставили образа. С правой стороны – образ Спасителя, с левой – образ Божией Матери. Кабинет превращался в храм, состоящий из алтаря и основного храма. Больше никакой алтарной преграды не было.

Пели мы сами. Мама обладает хорошим слухом; еще девочкой дедушка научил ее гласам и всему необходимому в церковном пении, и ей не составляло никакого труда провести службу. А мы за мамой подстраивались и пели. Особенно сложных песнопений у нас не было, как мама пела, так и мы пели. Даже бывало несколько раз, когда мама уезжала, мы без нее проводили службу. Просфоры пеклись тоже у нас дома. Как правило, пекла мама, а потом пек мой младший брат.

В самом начале мы очень боялись, что в любой момент могут прийти представители органов, поэтому у нас все очень конспирировалось; никакого явного облачения не было. Подризник был как ночная сорочка. Мама сшила такую белую сорочку из нового материала. Никто к ней не прикасался, папа ее освятил. Внешне никто бы не мог ничего заподозрить: простая ночная рубашка, а не подризник. Фелонь – просто белая скатерть, расшитая со всех четырех сторон белой ленточкой. Каждое воскресенье рано утром мама эту скатерть превращала в фелонь, то есть среднюю часть сшивала, пришивала или прикалывала кресты, которые потом откалывались и убирались со всеми ленточками и со всей тесьмой. А на время богослужений все это превращалось в фелонь. Так же и поручи и епитрахиль. Мама строго соблюдала, чтобы к этому никто не прикасался. Хранилось все это с должным благоговением. Потира как такового не было – использовался большой новый бокал, к которому тоже никто не прикасался; он хранился в особом месте. Покровцы тоже были замаскированы. Копия как такового у папы не было, просто использовал новый скальпель: так до конца жизни он им и пользовался, даже когда служил в храме, – настолько он уже стал близок и дорог. Братья мои сделали небольшую деревянную Голгофу, которая ставилась у нас на жертвенник. Потом папа отнес ее в храм. Обстановка была очень простая, чем-то даже приближенная к первохристианским временам, поскольку алтарной преграды не было, и мы все являлись участниками Таинства. Многие тайные священнические молитвы папа читал почти вслух, и мы все это слышали и даже видели, как все это происходит. Все присутствующие были свои. Те папины духовные чада, которые со временем стали приходить к нам, тоже становились своими. Никто не гнался за особенно хорошим пением. Было очень просто. Папа ничего особенного не требовал от нас. Единственное, чего он всегда и постоянно требовал, – это благоговения и тишины в храме.

Я помню урок, который папа дал мне на всю жизнь. Когда я была маленькой, – мне было одиннадцать лет, а брату – девять, мы уставали. Одно дело в храме – там мы не позволяли себе что-нибудь такое делать, а тут вроде дома. И мы с ним – я не могу сказать, чтобы мы часто себе это позволяли, – но, тем не менее, иногда выходили. То нам попить захотелось, то, простите, в туалет. Бывало, мы и придумывали причины, по которым бы на какое-то время выйти. И вот я помню, один раз папа позвал меня вместе с младшим братом и говорит: “А вот если тебя директор школы вызовет к себе, ты позволишь себе выйти от него? Сможешь ты без спроса взять и выйти от него?” – “Нет, ну как это возможно? Это невозможно”. – “Прости меня, но наберешься ли ты смелости отпроситься у него в туалет?” – “Нет, папа, не наберусь”. – “А что же ты себе тут позволяешь, ты же в храме Божием. Тут же Господь! А Господь разве может сравниться с каким-то директором?! Ты директора школы боишься, а тут Господь, и что ты себе позволяешь?”. Вот такой урок дал мне папа на всю жизнь. И до меня как будто дошло! Действительно, уставала я стоять, не всегда мы все понимали, и вроде бы дома – и храм. Я себе давала полный отчет, но тем не менее какая-то вольность была. А тут – все! Папа на всю оставшуюся жизнь меня отучил вообще куда-либо когда-либо с богослужения отлучаться. Такое чувство благоговения было у папы, и в нас он всегда его воспитывал, и во всех своих духовных чадах.

Мы жили жизнью Церкви в полном смысле этого слова. У нас дома совершались богослужения, но это не единственные богослужения, на которых мы бывали. Мы все время ходили в храм Илии Обыденного; на всенощных бдениях папа всегда бывал там. Когда мы стали подрастать, то иногда на литургию ездили в храм; кто-то оставался дома, а кто-то ездил в другие храмы. В Таинствах мы участвовали. У нас был духовный отец, у которого мы исповедовались и причащались. Венчались все наши ребята также открыто. Слава Богу, от Русской Православной Церкви мы никогда и ни в чем не откалывались.

У нас в семье произошло разделение в выборе профессии на медиков и геологов. Папа был геологом, а мама в юности хотела быть медиком, но началась война, медицинский институт эвакуировался, и она поступила в педагогический институт на факультет химии и биологии. Какое-то время мама работала зоологом, а потом растила нас, но всю жизнь мечтала быть медиком. А мы воплотили идеи своих родителей. Самый старший брат – геолог, второй брат – врач, сестра моя тоже врач, третий брат – геолог, я – медик и младший брат тоже медик. Все у нас с высшим образованием, за исключением меня. Я закончила только училище, а институт Господь не привел меня закончить – привел в Зачатьевский монастырь.

У всех нас, детей, жизнь связана с жизнью Церкви, как и было изначально в родительском доме. Самый старший брат, геолог, – член приходского совета храма Святых новомучеников и исповедников Российских в Бутове, где в 1937 году расстреляли свыше двадцати тысяч человек, среди которых был и наш дедушка – отец Владимир Амбарцумов . Второй по старшинству брат сейчас стал священником, он настоятель храма Живоначальной Троицы на Грязех, а одновременно – священник Краснопресненской пересыльной тюрьмы. У него четверо детей, которые помогают в церкви. Сестра моя вышла замуж за священника и вместе со своим супругом принимает активное участие в жизни Церкви. У нее пять человек детей, которые все тоже помогают в церкви: прислуживают в алтаре, поют и читают на клиросе. Третий мой брат – кандидат геологических наук, недавно он был рукоположен во иереи и является настоятелем Бутовского храма. Младший брат работает врачом в клинике психического здоровья и также принимает активное участие в жизни Церкви. Он организовал первую в Москве приходскую библиотеку при храме Илии Обыденного, возглавляет издательскую деятельность Зачатьевского монастыря, помогает также и храму в Бутове.

Папа крестил и даже венчал дома, в нашей домовой церкви. Постепенно число его прихожан все увеличивалось, и, видимо, с начала 90-х годов папа просто уже не мог скрываться в нашей маленькой квартирке, в нашем маленьком храме. Как не может град укрыться наверху горы, точно так же и папа не мог укрыться в нашей квартирке. Видимо, как раз поэтому Господь в это время вывел его на открытое служение. В эти восемнадцать лет, когда он был тайным священником, он, продолжая заниматься научной деятельностью, защитил докторскую диссертацию и стал профессором. Он считал это своим послушанием и всегда очень ответственно к нему относился. Я вообще не помню папу отдыхающим; он всегда занимался: много наукой и очень много самообразованием. Не имея духовного образования, он действительно был богословом.

Когда папа принял сан, то постепенно на работе его отношения с сотрудниками стали меняться. До принятия сана он был всеобщим любимцем. Его приглашали в другой институт на должность директора, но из-за того, что он не был членом партии, это не проходило. Однако, несмотря ни на что, он занимал очень высокие должности. После принятия сана его сняли с должности начальника отдела и дали сектор. Папа прекрасно понимал, что враг рода человеческого его так просто в покое не оставит за то, что он принял сан, за то, что он начал служить тайно, за то, что он окормляет своих духовных детей.

А их становилось все больше и больше. Я очень хорошо помню времена, когда наступал Великий или . После работы папа приходил усталый – и тут к нам приезжал кто-нибудь из его духовных чад и он допоздна исповедовал, беседовал, иногда это переходило за полночь, и тогда они оставались у нас ночевать. А утром папа опять шел на работу. Мама часто говорила, что батюшки обычно несут только нагрузку батюшек, в положенное время исповедуют, причащают, а наш отец сначала на светской работе, а потом, в то время, когда все отдыхают, начинает заниматься пастырской деятельностью. Папа тогда отвечал, что у священника, как и у врача, дверь должна быть всегда открыта. И, не жалея себя, он и беседовал, и исповедовал, и “вытягивал” своих духовных чад.

В 1990 году папа ушел на пенсию, остался, правда, профессором-консультантом. В том же году он обратился к Святейшему Патриарху Алексию II с просьбой выйти на открытое служение. Незадолго до своей смерти владыка Иоанн (Вендланд) дал о. Глебу документы о его рукоположении, без которых он, естественно, вряд ли смог бы выйти на открытое служение. Святейший его благословил. Сначала он служил в храме Илии Обыденного, прихожанином которого он был многие-многие годы. Одновременно он заведовал сектором духовного образования и просвещения в Отделе духовного образования и катехизации Московского Патриархата.

В 1991 году папа первым из священников пришел в в Бутырскую тюрьму . Первая встреча с заключенными была удивительной: о. Глеб пришел с одним из своих духовных чад, который потом рассказывал, что встретила их просто какая-то стена: мрачные, совершенно непроницаемые лица, серая толпа. И вот священник начал говорить – и буквально через пять минут этой массы не стало, появились живые лица, – лица погрязших в грехах, заблудших людей. Папа ходил туда постоянно. Его стараниями в Бутырской тюрьме организован храм в честь Покрова Божией Матери; через некоторое время стали туда ходить еще несколько священников и мирян. Священники не могли справиться, потому что было очень много желающих креститься, исповедоваться и поговорить. Прежде чем крестить, надо было их определенным образом подготовить. Вот как раз этим, как правило, занимались и занимаются миряне-катехизаторы, которые приходят в тюрьмы, разговаривают, проводят беседы, обращают, просвещают, готовят к крещению. А потом уже приступают священники: исповедуют, крестят. Папа даже несколько раз венчал в тюрьме. Он не раз ходил в камеру к смертникам. Один из смертников был потрясен, когда папа сел с ним на одну скамеечку: “Как, батюшка, Вы не боитесь сидеть со мной на одной скамейке?” – “Нет, не боюсь”. – “Надо же, – говорит смертник, -это удивительно, это потрясающе!”. Смертники и вообще заключенные увидели человеческое к себе отношение. Они увидели любовь священника.

Папа говорил, что в тюрьме исповедуются по-настоящему, что нигде на приходе он не встречал такой исповеди, как в тюрьме. Потому что там действительно все настолько глубоко пережито, настолько глубоко осознан свой грех, что часто этот приход ко Христу из глубины сердца – как обращение благоразумного разбойника на кресте.

О. Глеб всегда старался что-то сделать для отмены смертной казни. Он пытался проводить какие-то совещания, чтобы постепенно наше руководство пришло к решению об отмене смертной казни. Он часто говорил, что мы приговариваем к смерти одного человека, а казним уже другого.

Он был очень энергичный, совершенно не знал покоя. Дома он почти не бывал, а многие священники даже не верили, что ему семьдесят лет. Он постоянно посещал заключенных в тюрьме, занимался организацией симпозиумов, конференций, конгрессов на тему духовного образования. Папа очень переживал, что наш народ находится в состоянии духовной спячки, и очень многое старался сделать для открытия воскресных школ, гимназий, лицеев. Он был один из организаторов Свято-Тихоновского богословского института: первоначально это были катехизаторские курсы (он был их первым ректором), которые впоследствии переросли в Богословский институт.

Папа полностью отдал себя служению Церкви. В какой-то момент ему стало очень плохо с сердцем. Он даже лежал в реанимации, было предынфарктное состояние. Все говорили, что надо себя беречь, но вскоре папа выписался и опять начал вести прежний образ жизни, совершенно не считаясь со своим здоровьем. Мама даже как-то сказала: ” Вот сколько сможет послужить, столько и послужит, что же теперь – прислушиваться к тому, что там сердце стучит, что тут колет или там колет? Кто знает, сколько нам осталось жить. Надо до последнего послужить Церкви”. И папа действительно до последней минуты, буквально почти до последнего биения сердца служил Церкви.

Болезнь пришла неожиданно, рак кишечника. И вроде бы сначала метастазов не было; так как организм не был подготовлен, решили оперировать в два этапа. Сделали первую операцию. Через три недели папу выписали домой. Опять начал служить, ездить в храм. Но он уже слабенький был. Он служил, но уже меньше, сначала не мог сам ездить, но потом как-то постепенно-постепенно стал крепнуть, стал лучше себя чувствовать и опять начал принимать деятельное участие в жизни Церкви, ходить в тюрьму к своим заключенным, которых так любил. Все думали, что он поправится, вот-вот поправится, и все будет хорошо. И он действительно себя лучше чувствовал, ему собирались делать второй этап операции, то есть выведенную кишку убирать обратно. Папа очень торопился с этим: в ноябре 1994 года должен был состояться Архиерейский Собор, посвященный духовному образованию, и он готовил документы на этот Собор. В августе он стал беспокоиться о том, что ему к ноябрю надо уже быть в норме. Выведенная кишка ему, безусловно, мешала. Он стал собирать необходимые документы для того, чтобы лечь на повторную операцию; само собой разумелось, что надо опять оперироваться.

Когда он лег в больницу, то и там постоянно работал. Даже соседи по палате потом, после его смерти, говорили, что батюшка все время работал. Он все время говорил: мне надо успеть, мне надо очень многое успеть, а я не успеваю. У него было очень много мыслей о Церкви и для Церкви, и он старался все это успеть довести до конца.

И в это время, время телесного угасания, он, можно сказать, подготовил еще один свой выход на служение, на этот раз – как церковный писатель.

Писал он давно и много, его тексты ходили в “самиздате”. Но он постоянно к ним возвращался, что-то добавлял, что-то убирал, что-то перерабатывал. Его рукописи составляют значительный архив, каждый текст представлен несколькими вариантами. И вот, отец благословил готовить его рукописи к печати М.А.Журинскую, а почему – об этом я еще скажу.

Нам всем казалось, что это просто второй этап операции, что надо перетерпеть. Ни у кого и в мыслях не было, что может случиться по-другому. И мне даже казалось, что папа сам был как-то очень оптимистически настроен. Только мама говорила: “Любая операция есть операция, всякое может случиться. Давайте пока не будем строить планов – что будет после операции, давайте доживем”. Через неделю после второй операции появились свищи, оказалось, что все уже было в метастазах. Живот был – сплошная рана. Это были страшные мучения, но по папе этого нельзя было сказать. Я медик и, проработав тринадцать лет в детской реанимации, насмотрелась многого, но, честно говоря, с трудом делала перевязки. Я делала огромное усилие, чтобы папа не мог ничего прочесть по моему лицу. Мучения были жуткие, но, несмотря на это, до последнего дня он пытался что-нибудь сделать для Церкви. Последние две-три недели он был уже совсем слабеньким, уже не мог писать, почти не мог говорить, но когда к нему приходил второй мой брат (он сейчас уже священник), папа шепотом передавал ему свои мысли.

С этими буквально последними днями связан такой эпизод. Когда папа уже болел, ему предложили опубликовать в новом тогда журнале “Альфа и Омега”. Это была одна из его любимых тем, он много над ней работал и опубликовал несколько небольших статей, которые заинтересовали редакцию. Но так как сил у него было уже немного, ему предложили в редакции сделать сводную рукопись всех его публикаций, чтобы потом он ее доработал. Он согласился и действительно очень активно и добросовестно сотрудничал с редакцией, внося свои дополнения и исправления. Рукопись переходила из рук в руки несколько раз, и мы даже немного удивлялись, что он тратит на нее столько сил и времени, но он отнесся к этой работе очень серьезно и, кажется, был доволен.

Статья была набрана (“Альфа и Омега” № 2, 1994 г.), но когда папа уже доживал последние дни, журнал еще не вышел из типографии. И он попросил – нельзя ли сделать для него отдельные оттиски. Вообще их сейчас, как правило, не делают или это дорого стоит, но когда в типографии узнали, для кого это нужно – сделали бесплатно. И папа старательно и с любовью надписывал эти оттиски родным и близким, хотя непонятно, откуда брались для этого силы среди таких мучений. И именно редактору, готовившему эту статью, он поручил готовить к печати в дальнейшем его книги.

А судьба этой статьи такая: уже к следующей Пасхе издательство “Зачатьевский монастырь” выпустило ее отдельной книжкой под названием “Плащаница Господа нашего Иисуса Христа”. Сейчас выпущены уже третье и четвертое издания, с новыми иллюстрациями, и некоторые газеты и журналы перепечатывали ее полностью или с небольшими сокращениями, так что общий тираж этой папиной работы, наверное, свыше 150 000 экземпляров.

Еще перед больницей папа подготовил целую папку документов для Святейшего о тюрьме и хотел передать их через меня. Я передала владыке Арсению, а владыка обещал, что передаст Святейшему. Вот я помню, как приду в больницу, он мне сразу: “Ты была в Патриархии, что там решили?”. Но так сложилось, что я никак не могла попасть к владыке Арсению. То владыка был в отъезде, то какие-то были дела. Приходя к папе, я старалась как-то обходить этот вопрос стороной, но он к нему все возвращался: “Что владыка Арсений? Что он тебе сказал? Как там насчет заключенных? Ну, как же мои заключенные?”. Я говорю: “Я никак не могу попасть к владыке. Я все передала, все решит Святейший, но попасть сейчас я никак не могу”. Папа тяжело вздыхал и сразу сникал. Я чувствовала, что этот вопрос не дает ему покоя, он настолько переживает, что не может даже спокойно болеть, и решилась пойти в Патриархию. Я знала, что владыка Арсений в отъезде, но надеялась хоть что-то у кого-нибудь узнать. Может, Святейший уже что-то рассмотрел. Получилось, что Святейший как раз приехал, и я попала непосредственно к нему. Вот Святейший мне и говорит: “Ты передай отцу, что тюрьму мы не оставим. Ты ему скажи, что, как он написал, так мы все и будем делать”. Папе тогда было совсем плохо, я Святейшему сказала, что он уже умирает. Святейший, спаси его Господи, оказался настолько внимательным к папе… написал ему записочку, передал большую просфору, иконочку, огромный букет цветов… Как только я передала папе слова Святейшего, он сразу успокоился. У меня было такое чувство, что с него спала какая-то тяжелая ноша. Я поняла, как папе, который был уже совсем слаб, это не давало покоя, мешало мирно умереть.

Еще его волновала дальнейшая деятельность Отдела катехизации и религиозного образования. Об этом он меня меньше спрашивал, потому что знал, что я меньше с этим связана, но по его виду я понимала, что этот вопрос его очень мучает. И тогда я поехала к отцу Иоанну (Экономцеву), который был непосредственным папиным начальником, и попросила его прийти к о. Глебу. Отец Иоанн приехал. Даже не знаю, откуда у папы взялись силы – в течение полутора часов он оживленно разговаривал. Правда, “разговаривал” – это громко сказано: он шептал, он не мог громко говорить. Но тем не менее в течение полутора часов все свои тезисы как бы передавал отцу Иоанну. Это случилось одновременно с получением благословения Святейшего. Папа как бы сдал свои дела и успокоился. Это почувствовала не только я, все мы почувствовали. Как будто все свое дело сделал и все, что надо было передать, передал.

Эти последние три-четыре дня были совершенно особенные. Папа был такой радостный, такой светлый. Он был очень, очень слабый, но до последней минуты пытался нас успокаивать, чтобы мы особенно не переживали, хотя мы все понимали, что он умирает. И он прекрасно это понимал и жалел нас. Он, видимо, нас как детей своих жалел. Когда за две недели до смерти он сказал моему младшему брату, что делать в случае смерти, тот расплакался. И папа, видимо, пожалел нас, всех остальных, и больше никому об этом не говорил.

Только всем священникам, которые приходили к нему, он говорил, что умирает. Священнику, который у него был накануне смерти, папа сказал: “Я умираю. Мы теперь с тобой расстаемся до всеобщего воскресения. Христос воскресе!”. Это были почти последние его слова.

Папа очень переживал за обитель, особенно в последнее время; он вникал во все события, которые у нас происходили, и во все трудности, с которыми я встречалась. Он всегда старался как-то помочь. За три дня до его смерти я приезжала в больницу вместе с о. Николаем буквально на минутку, папа уже был совсем слаб и не мог говорить. О. Николай сказал: “Дочка-то Ваша, отец Глеб, решила сестрам разгон устроить, сестры что-то там натворили, и она всем разгон устроит”. О. Николай это сказал в шутку, а папа глубоко посмотрел на меня и, не торопясь, медленно, тихо, шепотом мне сказал: “Разгоны, – говорит,-надо делать, но только помни, что их надо делать с любовью”. И вот теперь вспоминаю, когда мне доставалось от папы, и в детстве, и еще когда-то, и это всегда было с любовью.

До конца дней папино сердце горело любовью, не только любовью к Богу, но и – как следствие этой любви к Богу – ко всем окружающим. Я до сих пор общаюсь с медсестрами больницы, где папа лежал, и просто удивительно, какой след папина болезнь и общение с ним оставили в их сердцах. Заведующий отделением, врачи и медсестры бывают на панихидах, благодаря папе начали ходить в храм и в монастырь приходят, помогают.

Последние дни он был настолько спокойный, такой радостный, такой благостный, что около него было просто хорошо побыть; уже говорить было трудно, тяжело, но чувствовалось, что этого и не надо. Папа лежал с открытыми глазами и было видно, что он не спит, а пребывает в молитве или думает, осмысливает свою жизнь. Само пребывание с ним очень много давало. И было как-то очень спокойно и легко, хотя мы все уже осознавали, что речь идет о каких-то днях и часах, каждый раз, когда мы шли в больницу, мы думали: “к чему мы придем?”.

На следующее утро папу должны были опять оперировать. Мы очень переживали, и я ужасно боялась, что папа может умереть на операционном столе. Для меня это было бы ужасно. И вот утром я бежала из монастыря и думала: “Как там папа перед операцией? Надо его скорее собрать”. Прибежав, я была потрясена: он лежал, как маленький ребеночек, и беззаботно спал. Такое было впечатление, как будто ему совершенно все равно – что хотите, то со мной и делайте. Вот такое у него было смирение, такая преданность воле Божией, такая любовь. Пришла медсестра и говорит: “Как, он спокойно спит перед операцией? Больные все всегда волнуются и переживают. Разбудите его, надо везти его в операционную”. Мы его разбудили, и папа говорит: “В операционную? Ну хорошо, поехали в операционную”. Я была потрясена его спокойствием

Только накануне его смерти я поняла, что папа действительно умирает. Утром того дня он мне вдруг говорит: “Ты знаешь, кто я?”. Я на него посмотрела с удивлением и говорю: “Папа, кто?”. Он с таким глубоким чувством смирения и в то же время с чувством какой-то радости мне говорит: “Я грешный поп Глеб, валяющийся в собственном кале и гное”. Я поняла, что он настолько смирился, что ему здесь, на земле, делать больше нечего, что это как бы готовое зернышко для Царствия Небесного. Это было не только смирение, но и глубочайшее, как мне представляется, согласие с Промыслом Божиим, проникновение в замысел Господний о мире. Ведь он говорил, что нужно ему пострадать, потому что исповедовал смертников и других преступников, отпускал им страшные грехи и должен сам пройти очищение, потому что теперь он эти грехи несет. Действительно он взял крест и последовал за Христом.

Папу оперировали. Слава Богу, на операционном столе он не умер. Его привезли в реанимацию. Он пришел в себя, разговаривал с врачами, даже шутил; внезапно ему стало плохо и, несмотря на помощь врачей, он, вероятно, от тромболии скончался. “Не волнуйтесь, мне очень хорошо”, – с этими словами он скончался.

Отпевали папу в Высоко-Петровском монастыре, где он в последнее время служил. По благословению Святейшего отпевание совершал владыка Сергий, архиепископ Солнечногорский, а Святейший прислал соболезнования. Отпевание было в день празднования Казанской иконы Божией Матери, и он служил в Казанском соборе, поэтому сам не мог быть. Святейший с огромным уважением и с любовью относился к папе, а тот очень ценил и любил Святейшего, он не просто отдавал ему должное уважение как предстоятелю Церкви, но и почитал его высокие христианские достоинства.

На отпевание собралось около пятидесяти священников. Это было просто торжество. Честно говоря, первый раз в жизни я была на таком торжестве, я никогда не думала, что похороны могут превратиться в торжество. У меня было такое чувство, будто это двунадесятый праздник и будто все эти священники пришли провожать папу к Господу. Конечно, была скорбь, этого нельзя отрицать, но в то же время была какая-то радость.

Когда я вернулась после похорон в монастырь, я взяла папины проповеди, буквально накануне его смерти изданные духовными чадами о. Глеба. Первое, что мне открылось, – это объяснение смысла мирной ектеньи. Мы просим о мирной христианской кончине и о том, чтобы нам сподобиться с покаянием предать свой дух Господу, потому что когда умирает праведник, то нам как бы открывается Царствие Небесное и мы понимаем, что Церковь наша едина и состоит из здесь живущих и в селениях вечных пребывающих. Когда я прочла эти слова, то ясно поняла, кем папа своей жизнью был. Благодаря его кончине для меня действительно отверзлось Царствие Небесное. Я имею не только веру, а и опыт загробной жизни. Если раньше я верила, всегда верила, что существует иная жизнь, что существует другой мир и что наша жизнь – временная жизнь, то теперь я на опыте познала, что это действительно так, что смерть – это просто переход из этой жизни в жизнь иную. Первое время, когда мне кто-нибудь говорил: “У тебя папа умер”, я чувствовала, что это не то слово, так как он действительно просто перешел в другое состояние, а смерти как таковой нет. И не случайно, что на его отпевании очень много пели “Христос воскресе”. Это действительно свидетельство того, что существует другая жизнь.

Мы все странники на этой земле. Здесь жизнь временная, а для того, чтобы стать наследником жизни вечной, мы должны здесь трудиться. Папа всю жизнь посвятил служению Богу, Церкви, служению своему народу. В каком бы звании он ни был, он всегда считал себя рядовым – рядовой гвардии, рядовой священник, рядовой ученый, рядовой человек. Хотя я прекрасно понимаю, что он был далеко не рядовым…

1. Из беседы с монахиней Иулианией, настоятельницей Зачатьевского ставропигиального женского монастыря в Москве. Полностью беседа с матушкой Иулианией корреспондента журнала “Русское Возрождение” М. А. Холодной опубликована в этом журнале (см. Русское Возрождение. 1995-1996. №64-65). ^
2. См. об этом книгу: проф., протоиерей Глеб Каледа. “Остановитесь на путях ваших… (Записки тюремного священника)”. М., “Зачатьевский м-рь”, 1995. ^

Неизвестные анонимщики буквально преследуют меня, упрекая в том, что я "осуждаю" монахиню Евфросинию Олюшину. Например, вот такие комменты: "вы слышите только себя. Одно сплошное осуждение сестер каждый день, все новые статьи и это православные люди" . Мне приходят угрозы в личку. Когда я прихожу на подворье, на меня бросаются некоторые неадекватные прихожане и даже священники. В связи с одним таким инцидентом мне пришлось писать заявление в епархию. Обещали разобраться (пока не буду писать все подробности, посмотрим, как разберутся!)
Это похоже на какую-то организованную ТРАВЛЮ...

Но я повторяю, что никого не осуждаю, а ставлю проблему о сложившейся ситуации на Леушинском подворье и предлагаю ее осудить. Проблема более широкая, нежели только наше скорбящее Леушинское подворье. Она касается состояния вообще современного женского монашества.
Здесь важно услышать голос авторитетных игумений. Я уже приводила мнение петербургской игумении Софии Силиной.

Игумения Иулиания (Каледа), заместитель председателя Синодального отдела по монастырям и монашеству, настоятельницей Зачатьевского ставропигиального женского монастыря Москвы. Она с детства посещала храм святого пророка Божия Илии в Обыденном переулке, духовно окормлялась у клирика храма протоиерея Александра Егорова, духовника последних монахинь Зачатьевской обители. Это очень опытная монахиня и родом из прекрасной семьи священника Глеба Каледы.
Вот краткая справка о ней http://drevo-info.ru/articles/14388.htm

В прошлом году в октябре мы с сестрами инокиней Аркадией и инокиней Ангелиной, а также с батюшкой о.Геннадием ездили в Зачатьевский монастырь, встречались с матушкой Иулианией. Она тепло приняла нас и долго беседовала с нами (это при ее огромной занятости), дала много ценных наставлений и советов. Мы увидели очень благодатный монастырь, где чувствовалась любовь и умелое руководство настоятельницы. Эта поездка и эти беседы запали глубоко в душу и вдохновили нас на желание созидать такую обитель любви и взаимного понимания.

Я бы могла привести по памяти некоторые наставления матушки Иулиании, но боюсь не точно их воспроизвести, поэтому ввиду актуальности темы лучше воспроизведу фрагмент ее статьи, в которой она высказывает важные для нашей ситуации мысли об ответственности настоятельницы за судьбы и за души сестер (из статьи "Все мы нуждаемся в совете опытных людей"):

"Игумения несет ответственность за души сестер.
Во время поставления в сан читается особенная молитва, где Господом ей поручаются души сестер, которые она должна привести ко Христу и за которые даст ответ в день Страшного суда . В этом вся тяжесть креста игумении - ответить не только за себя, но и за вверенные души . Ведь на самом деле никто из нас не сможет ничего сказать в свое оправдание . Если такие праведники, как преподобный Сисой Великий, перед кончиной говорили, что не знают, положили ли начало покаянию и угодны ли Господу их дела, то что сказать нам, грешным, о себе? Эта ответственность только повергает нас к стопам Спасителя и Матери Божией с мольбой о помощи исполнить послушание , потому что человеческими силами это невозможно"

После этих слов хочется спросить монахиню Евфросинию, понимает ли она, что такое возглавлять монастырь? Собирается ли она "несет ответственность за души сестер" или только принимать почести, поклоны и величания "матушка-матушка". Не забыла ли она, что слово "матушка" означат "мать"? Не забыла ли она ту самую молитву, которая где "ей поручаются души сестер, которые она должна привести ко Христу"? Не забыла ли она, что за сестер "даст ответ в день Страшного суда"? И "ответит не только за себя, но и за вверенные души"? И что она "скажет в свое оправдание"? Как посмотрит в глаза изгнанных своих сестер? Помнит ли она, что именно это и есть ее игуменское послушание перед Богом?...
Много вопросов накопилось к монахине Евфросинии. Я понимаю, что она опять промолчит, делая вид, что ничего не происходит, игнорируя наши слезы, скорби, письма, обращения (и даже стихи) к ней.
Может быть ей ЗДЕСЬ удастся отмолчаться. Но ТАМ не получится!

Кстати, члены Коллегии Синодального отдела по монастырям и монашеству посетили за прошлый и нынешний год более 100 епархиальных обителей в 21 епархии Русской Православной Церкви. О том, как проходило общение в монастырях, настоятельница Зачатьевского ставропигиального женского монастыря Москвы игумения Иулиания (Каледа) рассказала здесь

На сайте богослов.ру вывешен документ для обсуждения под названием «Положение о монастырях и монашествующих».При беглом прочтении этого документа он оказывается вполне внушительным и убедительным. Однако это только всего-лишь первое впечатление. Этот документ построен по принципу всеобъемлемости мнений, но по главным вопросам и пунктам он представляет собой серьезную угрозу для будущего монашества.

В нашей Церкви невооруженным взглядом сегодня можно увидеть активизацию процесса так называемой централизации власти и умаления соборного начала. С точки зрения церковной каноники это называется так – рост власти епископата. Тем не менее, при, казалось бы, ее привлекательности и необходимости, данная тенденция, в действительности, ведет к разрушению церковной соборности-кафоличности, которая предполагает сакральный характер жизни Церкви, а не административно-правовой.

Второй тип церковного устройства является следствием активизации процесса обмирщения, когда духовно-аскетический идеал раннехристианской Церкви и византийского средневековья начинает признаваться несовременным. В итоге происходят опаснейшая подмена духа некой формой, но и форма оказывается смодулированной сообразно требованиям времени.

И если в древней Церкви иерархические степени служения соответствовали степени духовного преуспеяния, возрастания (κάθαρσις, φωτισμός, θέωσις)1, то теперь иерархическая степень рассматривается лишь как ступень административной власти, как нечто, самодостаточное.

Это искаженное отношение в духовной власти, имело место и во времена великих Вселенских учителей, о чем столь недвусмысленно со слезами на глазах пишет свт. Григорий Богослов. И именно это искажение было одной из серьезных причин для расколов, ересей. Однако если эти тенденции в раннехристианское время имели не повсеместный характер и подвергались осуждению многих выдающихся иерархов, то теперь ситуация совершенное иная. Новый взгляд на иерархическую власть вошел, как говорится «в моду».

Финансовая отчетность и отчетность по внешнему социальному служению приобретают в современной церковной жизни доминирующее направление. И это направление начинает отражаться и на монастырях. Из мест священного безмолвия, или хотя бы благоговейного сбережения православной культуры, монастыри, и прежде всего Лавры, превращаются в торговые бизнес-центры, активно разрушая священный дух обители, внося в нее растленный дух мира сего. На фоне этой обильной торговли монашеская община оказывается неестественно втиснутой в этот монстр накопительства и стяжания. Бедные монахи, лишенные всяких прав в монастыре, должны слышать постоянные упреки в свой адрес за существующее положение и закрывать глаза на происходящее безобразие.

Наскол ько мы понимаем, Положение о монастырях имеет своей первоочередной задачей систематизировать опыт монашества предшествующих веков и изложить его применительно к нашей действительности. Безусловно, как подчеркивается в Положении, монашество по своей сути является «нечеловеческим установлением, а божественным». Однако церковный документ, которому предполагается придать каноническую силу особым утверж дением на Архиерейском соборе РПЦ, должен не просто констатировать факт «нечеловеческого происхождения монашества», но стремиться всеми мерами сохранить этот наиважнейший и фундаментальный принцип монашеской политии. Должны быть описаны меры, с помощью которых монашество охранялось бы от разрушительных воздействий современного мира, морали и взглядов, и духа этого мира, направленных сегодня на разрушение человеческой личности в христианском понимании этого слова.

Поэтому в формулировке понятия монастырь необходимо ввести фразу - монастырь - это священное место, как посвященное Богу и предназначенное для священного монашеского жительства. Об этом говорится в Положениях о монастырях Румынской Православной Церкви и Элладской Православной Церкви. Однако размах коммерческой деятельности, которая сегодня просто шокирует паломников, должен пресекаться и особыми указаниями данного Положения. В них еще раз необходимо напомнить о правиле, которое четко и ясно запрещает всякую коммерческую деятельность не только в церковной ограде, но и в монастырской также.

Центральными положениями данного документа является, несомненно, следующие:

1. полная и абсолютная власть епископа над монастырем,

2. неограниченная и абсолютная власть административная и духовная игумена монастыря в священной обители,

3. фиктивный характер Духовного собора

4. полное бесправие иноков обители, которые находятся лишь на правах пользователей строений и имущества монастыря.

Все остальные негативные стороны Положения являются второстепенными и не столь существенно важными.

Теперь перейдем к посильному анализу этих положений.

Полная и абсолютная власть над монастырем правящего епископа.

Нет никакого сомнения в том, что с точки зрения и экклесиологии и канонического права епископ, как являющийся главой местной церкви, распростирает свою иерархическую власть и на священные обители. И это положение было закреплено рядом правил IV и VII Вселенских соборов. Тем не менее, необходимо понять о какой власти идет речь и в каких пределах она должна распространяться на монастырь, монашеское братство, которое живет совершенно иной жизнью нежели приходские общины.

Заметим, еще раз, что монашеская община это братство, связанное нерушимыми узами не только безбрачия, но и удаления от мира. Отсюда вытекает вполне справедливая закономерность - монашеская община живет собственной внутренней жизнью, которая ни коем образом не зависит от жизни епархии. Следовательно и методы архипастырского управления священной обителью должны существенно отличаться от приходов.

С точки зрения священных канонов монастыри и игумены находятся в каноническом общении с епископом и в послушании у него. Однако епископ свою каноническую власть распространяет на священные обители как духовный отец, рождающий своих чад во Христе. Однако власть епископа носит внешний характер, с помощью нее епископ не распоряжается монастырем, его имуществом, средствами, а следит за сохранением канонического порядка. (более подробно см. ваше указания да проявления канонической власти епископа ΚΑΤΑΣΤΑΤΙΚΟΣ ΚΑΝΟΝΙΣΜΟΣ υπ΄αριθ. 39. Περί των εν Ελλάδι Ορθοδόξων Ιερών Μονών και των Ησυχαστηρίων., Άρθρον 6

Κανονικαί Δικαιοδοσίαι Επισκόπου . а) епископ поминается на каждом богослужении, б)осуществляет высшее надзирательское служение по отечески и в качестве попечителя и защитника священных обителей и наблюдает за их спокойной божественной и в соответствии со священными канонами деятельностью, в) рукополагает избранного игумена, д) утверждает постриги монахов, е) расследует канонические преступления монашествующих в их образе жизни и заботится о безупречности их жительства, ж) проверяет законность экономической деятельности) Епископ не вмешивается во внутреннюю жизнь священной обители, в особенности что касается духовной жизни.

Это принципиально важные положения. (См. такжеΕΙΣΗΓΗΣΙΣ ΣΕΒΑΣΜΙΩΤΑΤΟY ΜΗΤΡΟΠΟΛΙΤΟΥ ΚΕΦΑΛΛΗΝΙΑΣ κ. κ. ΣΠYΡΙΔΩΝΟΣ ΕΝΩΠΙΟΝ ΤΗΣ ΙΕΡΑΣ ΣYΝΟΔΟΥ ΤΗΣ ΕΚΚΛΗΣΙΑΣ ΤΗΣ ΕΛΛΑΔΟΣ ΘΕΜΑ :« ΗΓΟΥΜΕΝΟΙ ΚΑΙ ΜΟΝΑΙ ΕΙΣ ΤΗΝ ΣΧΕΣΙΝ ΤΩΝ ΜΕ ΤΟΝ ΕΠΙΧΩΡΙΟΝ ΕΠΙΣΚΟΠΟΝ »)

Единственный случай, который позволяет епископу вмешиваться во внутреннюю жизнь монастыря, когда возникают конфликтные ситуации братии монастыря с игуменом. (это -то положение как раз и предусмотрено в ΚΑΤΑΣΤΑΤΙΚΟΣ ΚΑΝΟΝΙΣΜΟΣ υπ΄αριθ. 39, ε)). И епископ не должен в таком случае, как истинный пастырь, принимать сразу же сторону игумена, но с рассуждением и вниманием разобрать возникшую ситуацию. И это требуется особенно в наше время, когда игумены, в особенности если они епископы, проявляют чрезмерную деспотичность, дистанцируются от братства, относятся к нему чисто пользовательски и высокомерно.

За каждым монастырем, и в особенности за такими, как: Троице-Сергиева Лавра, Почаевская Лавра, Киево-Печерская Лавра, Александро-Невская Лавра, Оптина пустынь, должно быть закреплено право обращаться в Святейшему Патриарху, священному Синоду и правящему епископу с Особыми заявлениями по вопросам пастырским, догматическим, которые могут и должны служить опорой для выработки Поместной Церковью соборной православной, святоотеческой позиции по важным вопросам веры и жизни. Хотя Вселенские соборы и не предписывают таких особых прав монастырям, однако эти права являются историческим опытом Вселенской Церкви, а значит и традицией монашеского жительства. И совершенно неуместно в Положении о монастырях приводить 4 правило IV Вселенского собора, якобы запрещающее вообще вмешиваться «монашествующим в церковные дела».

Вопросы вероучительного характера - это не вопросы только епископата, но вопросы которые должны волновать всю паству, а монашество в первую очередь2, поскольку монашество в ходе правильной духовной жизни воспитывает в себе «духовное чутье к истине и лжи» (прп. Иоанн Лествичник), призвано быть «опорой епископа» (прп. Феодор Студит), быть «нервами Церкви» (прп. Феодор Студит), быть «исповедником веры и имени Христа» (прп. Феодор Студит. Большое огласительное слово.). И если сегодня сященноначалие отказывает монашеству нести такое служение в Церкви, то тем самым оно подрывает институт монашества.

Более того, мы считаем весьма целесообразным в монастырях создавать специальные Комиссии по Догматическим и каноническим вопросам, куда необходимо включать образованную братию. А эти Комиссии должны вырабатывать тексты для обращения к Святейшему Патриарху и к Священному Синоду, либо Архиерейскому собору Поместной Церкви по вопросам догматическим, пастырским и каноническим. Это внесет живительную, созидательную струю в жизнь и самих обителей, и тем более Поместной Церкви.

Монастыри должны быть в жизни Церкви живыми органами, а не мертвыми, полностью безразличными к вопросам волнующих Церковь Христову.


Неограниченная и абсолютная власть административная и духовная игумена монастыря в священной обители.

Хотя в Положении указывается на три способа избрания игумена монастырь, тем не менее избрание его братией, что только и является святоотеческой традицией, поставлено на второстепенное место.

Поскольку святоотеческая традиция соборного в избрании игумена монастыря отвергается как норма и как правило, то совершенно очевидным становиться то, что теряется важное звено в святоотеческом учении о монашестве, о испытанных и апробированных столетиями правилах киновиального жительства. Все эти правила, говоря о послушании игумену всегда предполагали святость жизни игумена, достижение им совершенства христианского и монашеского жительства, достижения им благодатного бесстрастия.

И не следует закрывать наши глаза на то, что поставляемые в наше время во игумены лица весьма и весьма далеки от тех идеалов, которые преподносятся в устах святых отцов Церкви Христовой. В наше времτ принципы избрания во игумены не только изменили принципу соборности (а им и только им является избрание игумена всей братией), но отвергли наиважнейшие святоотеческие ориентиры для избрания во игумены. И в наше время происходит так, что инок, как правило, по словам прп. Иоанна Лествичника, «наталкивается не на кормчего, а на простого гребца».

Необходимо обратить серьезное внимание на то, что в Положении не дается отдельного пункта относительно предъявляемых требований к игумену. В самом тексте Положений упоминается о некоторых требованиях, но они оказываются разбросанными по разным местам и главам. Следовало бы хотя бы ради напоминания, основные требования выписать из Лествицы прп. Иоанна Лествичника из «Слова к пастырю», либо его внести в качестве Приложения, в котором поместить и важные напоминания прп. Феодора Студита, прп. Паисий Величковского и др.

Однако нынешнее положение игумена таково, что он оказывается совершенно неограниченным в своей власти. И это при всем том, что нынешние игумены, включая и лиц в епископском сане, далеко не отвечают требованиям Церкви к игумену. Что в принципе и приводит к печальным участившимся случаям ухода из монастырей, охлаждению в монашеском подвиге, безразличию к вере, частым психическим заболеваниям, духовным надрывам.

Дух административного начала, который сочетается еще с духом стяжательства и стремления к приобретению максимальных экономических выгод, несет в братство сильные разрушительные начала. При таком господствующем духе (например в Троице-Сергиевой Лавре, где это слишком бросается в глаза), братья монастыря неизбежно будут рассматриваться как некое подобие «рабов». А наличие образованности и культуры будет бить по глазам и самолюбию начальства. В таких условиях не может быть спасительного благоустроения. В таких условиях братия живут и спасаются вопреки условиям.

В Положении есть высказывания, которые совершенно неприемлемы для нынешней ситуации в монастырях.

«Общее духовное руководство насельниками монастыря осуществляет игумен, духовный отец всей братии, который несет ответственность за ее духовное преуспеяние….» (VIII.8.3 Духовное окормление насельников.) Все последующие три абзаца хороши, но они не исполнимы и не приемлемы для наших монастырей. Эти идей бездумно реанимированы из жизни и практики Ватопедского монастыря. Который рассматривать в качестве монашеского идеала было бы не совсем правильно. Внешнее благолепие обители, не богатство и даже странноприимство еще не являются признаками правильной благоустроенности монастыря с точки зрения духовного внутреннего делания и т. д.

Нам слишком присуще увлекаться чисто внешними чертами и на них останавливаться. Между о. Софронием и о. Иосифом В атопедским как-то состоялась встреча и о. Иосиф поведал о. Софронию о возрожденной жизни в Ватопедской обители, о строгом следовании внешним предписаниям, подвижничестве. И о. Софроний ответил: «Да, это все хорошо. Но это не самое главное. Главное хранить любовь» . И это действительно так. И о любви, как главном критерии христианской жизни пишет апостол Павел в послании к Коринфянам (1 Кор. 13, 1-13). совершенно не приемлемым является контролирование игуменом, а не духовником частоты причащения. (8.2. Литургическая жизнь в монастыре).

Подчеркнем, что практика Оптиной пустыни времен ее великих отцов - причащаться раз в месяц, а исповедоваться и открывать помыслы ежедневно, на наш взгляд является более правильной и более приемлемой для русских обителей, нежели современная практика афонских обителей, основанная на рекомендациях отцов Колливадов. Афонская практика приемлема только для таких обителей, которые максимально отдалены от мира и максимально сосредоточены на внутреннем делании.

Исключение из Положения особого пункта относительно братского духовника является также грубым каноническим нарушением , поскольку и в дореволюционный, так называемый Синодальный период, церковной истории в монастырях всегда были братские духовники.3 Что подвигло Синодальную комиссию по монастырям, или составителей данного Положения вообще исключить положение «о братском духовнике»? Ответов может быть два: либо глубокое недопонимание того, что игумен не может быть духовником братства по ряду серьезных причин, либо желание устранить в лице духовника возможные трения и неудобства для осуществления игуменом управления монастырем в духе «эгоистического произвола».

Последнее известно в истории под названием тирании. Если часто приходится слышать в духовной среде критику проявлений демократии, то часто причиной такой критик является чистое невежество. И вот почему. Демократия как форма управления Афинским античным городом-государством в классический период истории (5-4 вв. до н.э.) принесла самые лучшие примеры и плоды в культуре и истории. Достаточно вспомнить период правления античными Афинами Перикла. Введенный в Афинах принцип демократичного устройства и правления был воспринят и в Церкви.

Кафоличность или соборность являются проявлениями античной демократии города-государства, но эта демократия строится на Богочеловеке Христе. А все члены Церкви, независимо от иерархического положения, прежде всего братья. И все призваны к свободе во Христе. Поэтому то и монастырь - это не казарма, не тюрьма, а братство во Христе. Первенство чести превращается в первенство в любви и служении (по свмч. Игнатию Богоносцу). «Кто хочет быть первым, да будет всем слуга». Откуда вытекает ложность мнений о превосходстве апостола Петра и учения о примате Римского епископа.

И в этом принципе монашеской политии, принципе братства (ἡ ἀδελφότητα) появляются совершенно новые отношения - любви во Христе, самопожертвовании, а не властительстве игумена над братией, пусть даже игумен и в епископском сане. Культура христианско и монашеской политии строится на любви и вполне естественном уважении и почт6ении к старшим и опытным, как данной заповеди. (См. свт. Григорий Палама. Добротолюбие, т.5. Комментарий на десятословие).

То есть игумен монастыря должен сам обладать этой глубокой культурой христианского самопожертвования. И если он ей не обладает, а так чаще и бывает, то братство монастыря превращается в арену непрестанных нестроений разного рода. А послушание и притом беспрекословное такому игумену теряет вяский спасительный смысл.

Вот почему в Положении следовало бы принять во внимание очень важные рекомендации прп. Паисия Величковского относительно игумена и образе послушания в монастыре:

«2. Второй чин, который мы по благодати Христовой установили для этого общего жития и который, как думаем, все монашеское житие возвышает, заключается в следующем. Всем братьям, единомысленно и единодушно ради имени Христова собравшимся в этом общежитии, должно прежде всего и более всего стяжать, по слову отцов, послушание, как путь, неуклонно ведущий в Царство Небесное. Всякую свою волю, рассуждение и самочиние оплевав и отбросив, должно со всем усердием стараться творить и исполнять волю, суждение и заповеди своего отца, если они будут согласны со смыслом Священного Писания, и по силе своей, душой и телом и всем своим благим произволением до смерти послужить со страхом Божиим и смиренномудрием братии, как Самому Господу, а не людям.

Настоятель, точно зная, что за души братьев он будет истязан в день страшного второго Христова пришествия, должен всеприлежно исследовать Священное Писание и учение духовных отцов, и без их свидетельства не следует ему от себя ни учение братии предлагать, ни заповеди преподавать или что-либо устанавливать, но он должен согласно смыслу Священного Писания и учению святых отцов часто поучать и наставлять братию, открывать волю Божию и по разуму заповедей Христовых назначать братьям монастырские послушания, боясь и трепеща предлагать им что-либо от себя, а не по разуму Писания, точно зная, что Писание Святое и учение святых отцов как для него самого, так и для братии есть наставник и верный проводник ко спасению.

Настоятель, являя собой всему собору образ смиренномудрия и во всем согласного и единомысленного союза духовной любви, должен всякое дело начинать и творить не сам по себе, без совета, но собирая искуснейших в духовном рассуждении братьев и по совету с ними, исследуя и Писание, да не будет что-либо противно Богу, Божественным заповедям и Писанию, – так следует начинать и творить многие важнейшие дела. Если же появится какое-нибудь необходимое дело, о котором и перед всем собором должно объявить, тогда подобает, собрав весь собор, с ведома всего собора и общего рассмотрения начинать и творить такое дело. Так между братьями может быть постоянный мир, единомыслие и нерушимый союз любви духовной». Это относительно образа управления монастырем игуменом. (Устав. п. 3)

А относительно послушания прп. Паисий говорит следующее: «Всякую свою волю, рассуждение и самочиние оплевав и отбросив, должно со всем усердием стараться творить и исполнять волю, суждение и заповеди своего отца, если они будут согласны со смыслом Священного Писания». (Устав. 2) Это важное «если» имеет тем более особое важное место в наше время. И это потому, мы это еще раз подчеркнем, что в наше время игуменское служение преимущественно носит административно-хозяйственный, а не духовный характер. Что приводит к частому изгнанию из монастыря только потому, что монах не в праве переступить голос своей совести и веры и поступиться ими. А таких случаев более чем достаточно.

Заявлять о том, что через игумена всегда проявляется воля Божия крайне опасно, особенно в наше время. Мы напомним тем, которые на жтом настаивают следующие слова прп. Иоанна Лествичника: «…рассуждение в общем смысле в том и состоит и познается, чтобы точно постигать божественную волю во всяко время, во всяком месте и во всякой вещи. Оно находится в одних только чистых сердцем, телом и устами».4

Фиктивный характер Духовного собора

В Положении о «Духовном соборе» говорится, что это «совещательный орган при игумене» (5.2.). Да, действительно в Положениях о монастырях Элладской Церкви Духовный собор так и называется. (Την διοίκησιν της Ι.Μονής και την εκτελεστικήν εξουσίαν ασκεί ο Ηγούμενος μετά του Ηγουμενοσυμβουλίου. См. ΚΑΤΑΣΤΑΤΙΚΟΣ ΚΑΝΟΝΙΣΜΟΣ υπ΄αριθ.39.

Περί των εν Ε)λλάδι Ορθοδόξων Ιερών Μονών και των Ησυχαστηρίων. Άρθρον 7
Διοίκησις Ι.Μονής 39.

Περί των εν Ελλάδι Ορθοδόξων Ιερών Μονών και των Ησυχαστηρίων). Но Духовный собор в монастырях в пределах Элладской Церкви решает вопросы «внутренней духовной жизни священной обители в соответствии со священными канонами, монашеской традицией и законами государства….». (τά τῆς ὀργανώσεως καί προαγωγῆς τοῦ πνευματικοῦ βίου καί τά τῆς διοικήσεως τῆς Μονῆς καθορίζονται ὑπό τοῦ ῾Ηγουμενοσυμβουλίου συμφώνως πρός τούς ῾Ιερούς Κανόνας, τάς μοναχικάς παραδόσεις καί τούς νόμους τοῦ κράτους, δι᾿ ἐσωτερικοῦ κανονισμοῦ, δημοσιευομένου διά τοῦ Δελτίου `` ᾿Εκκλησία `` ” (παράγραφος 4) 16))

Однако в условиях РПЦ, когда, мы еще раз это подчеркнем, игумен и даже епископ, чаще всего не является носителем монашеского этоса, отеческого духа, являясь административной фигурой, Духовный собор должен быть не столько совещательным органом, сколько органом управления монастырем. Собственно об этом и говорит прп. Паисий Величковский, если внимательно вчитаться в текст Устава. «Настоятель, являя собой всему собору образ смиренномудрия и во всем согласного и единомысленного союза духовной любви, должен всякое дело начинать и творить не сам по себе, без совета, но собирая искуснейших в духовном рассуждении братьев и по совету с ними, исследуя и Писание, да не будет что-либо противно Богу, Божественным заповедям и Писанию, – так следует начинать и творить многие важнейшие дела.

Если же появится какое-нибудь необходимое дело, о котором и перед всем собором должно объявить, тогда подобает, собрав весь собор, с ведома всего собора и общего рассмотрения начинать и творить такое дело». Хотя «под всем собором», исходя из всего контекста, следует понимать собор всей братии священной обители, а под «искуснейшими» – старцев Духовного собора. И следует обратить внимание каковы причины именно такого образа управления монастырем - достижение единомысленного союза любви.

Чего в принципе не может быть достигнуто в условиях РПЦ при единоличном и неограниченном управлении монастырем епископа-настоятеля, игумена. К глубокому сожалению епископы-настоятели даже в Лаврах без рассуждения и совета с духовно-опытными и пожилыми насельниками, не говоря о братстве, считают вправе менять распорядок обители, вносить серьезные изменения в богослужение и т. д. Что вносит вовсе не мир в монашеское братство, а расстройство, ропот.

Мы считаем, что наиболее целесообразно Духовный собор при монастырях делать главным управляющим органом священной обители, которому должен быть подотчетен игумен, в пресвитерском сане и в епископском сане также. Но в Духовный собор должны входить не «основные должностные лица», а преимущественно духовно опытные духовники, монахи в возрасте и имеющие жизненный опыт и многолетний опыт в монашеском жительстве. Совершенно недопустимым мы считаем включение в состав Духовного собора лиц не достигших 40-летнего возраста, и недавно пришедших в монастырь.

Духовный собор призван сдерживать все страстные порывы игумена, его человеческие немощи, которые могут отрицательно сказаться на отдельных «неугодных» личностях и на всем братстве священной обители. Кроме того в компетенцию Духовного собора должно входить и решение о назначении при уходе или кончине игумена временного лица, исполняющего игуменское служение.
Полное бесправие иноков обители, которые находятся лишь на правах пользователей строений и имущества монастыря.

Положение о монастырях ни разу нигде не говорит о правах монаха, инока как члена братства. И понятие о правах инока вполне естественно вытекают все из того же понятия монастыря не как казармы, а как братства. В некоторых местах текста Положений говорится о том, что « насельники должны иметь возможность обращаться со своими трудностями, недоумениями, смущениями к игумену, которому надлежит находить возможность принимать каждого для личного общения». Мы считаем, что данное положение хотя и верно, но оно должно быть внесено с соответствующей перефомулировкой в особый пункт «о правах иноков священной обители».
Любой инок как полноценный член братства обители имеет полное право все свои недоумения и предложения высказывать как игумену, так и Духовному собору. Он должен иметь право и для защиты любого из «подозреваемых братий». Исходя из общих пав епископа по управлению священной обители каждый инок имеет полное право, минуя Синодальный отдел по монастырям, непосредственно обращаться с жалобой в случае конфликтной ситуации с игуменом или членами Духовного собора непосредственно обращаться с рапортом, или Прощением к правящему епископу или Святейшему Патриарху. В особенности это касается тех случаев, когда глава Синодального отдела по монастырям является настоятелем той обители в которой произошла конфликтная ситуация.

Кроме того, если по тем или иным причинам настоятель монастыря, в особенности ставропигиального, не желает обращается в Святейшему Патриарху по настоятельной просьбе игуменов обители по важным вопросам жизни, веры, иноки обители должны иметь право личного обращения к предстоятелю РПЦ в письменном виде либо в виде беседы во время личной аудиенции. Иноки ставропигиальных обителей должны обладать правом высказывать Святейшему Патриарху и все свои нужды, тревоги и обиды, которые остались без внимания настоятеля монастыря.

Цель нами предложенных корректив в текст Положения о монастырях заключается: «определяет основные принципы и правила жизни монастырей Русской Православной Церкви в современных условиях и служит основой для внутренних уставов монастырей…»

а) разработанный документ все-таки отвечал своему предназначению -
б) сохранить монастырь в качестве важной живой благодатной ячейки в жизни поместной церкви,
в) сохранить в монастыре принципы церковной соборности
г) возродить значение монастырей в качества важнейших духовных центров Русской Православной Церкви, способных положительно и глубоко влиять на жизнь нашего народа и всей Русской Православной Церкви.

игумен Сергий С., кандидат богословия, Санкт-Петербург. 2014 год.

________________________________________

1См. у смч. Дионисия Ареопагита, прп. Максима Исповедника, а также у митрополита Иерофея (Влахос)Православная психотерапия. СТСЛ. 2010.

См. Οἱ ἀγῶνες τῶν μοναхῶν ὑπέρ τῆς Ὀρθοδοξίας. Ἐκδ. Ἱερᾶς Μονῆς Ὁσίου Γρηγορίου. Ἅγιον Ὄρος 2003, σελ. 14 (Πρόλογος τοῦ καθηγουμένου τῆς Ἱερᾶς Μονῆς Αρχίμ. Γεωργίου (Καψάνης)

См. Никодим, епископ Далматино-Истийский. Православное церковное право. СПб. 1897, стр. 42. п.176 Монастырское устройство
Лествица. Слово 26. О рассуждении помыслов, и страстей, и добродетелей. п. 2

http://apologet.spb.ru/ru/1883.html

От Движения «СНМП»,
Следует отметить, что сей проект, который предложен для обсуждения игуменам монастырей и иным духовным лицам, не имеет авторства. Кому задавать вопросы? Кто составлял? Известно, что к продвижению этого «Положения» имеет отношение игумения Иулиания, (Каледа Мария Глебовна), сделавшая доклад «Актуальные вопросы современного монашества» на научно-практической конференции «Толгская обитель: 700 лет со дня основания» , опубликованный в «Журнале московской патриархии» №7 за июль 2014г.

Кто же она – эта игумения Иулиания? Из скудных сведений о биографии женщины, размещенной на сайте московской Патриархии, невозможно узнать, чем она занималась до 5 мая 1995 года, где принимала постриг и каков опыт ее монашеской жизни?

Иулиания, игумения (Каледа Мария Глебовна)

Дата рождения:
8 апреля 1961 г.
Страна:
Россия
Биография:
Родилась 8 апреля 1961 г. в семье ученого-геолога Глеба Александровича Каледы, впоследствии священника, и Лидии Владимировны Каледы (в девичестве Амбарцумовой), дочери священномученика Владимира (Амбарцумова).
Решением Священного Синода от 5 мая 1995 г. назначена настоятельницей Зачатьевского женского монастыря г. Москвы.
25 ноября 1999 г. Святейшим Патриархом Алексием II возведена в сан игумении.
С 27 июля 2009 г. - член Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви.
Решением Священного Синода от 12 марта 2013 г. (журнал № 31) назначена заместителем председателя Синодального отдела по монастырям и монашеству.
Место работы: Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь
(Настоятельница)
Место работы: Синодальный отдел по монастырям и монашеству
(Заместитель председателя)

Награды:
Церковные:
2011 г. - орден прп. Евфросинии Московской III ст. http://www.patriarchia.ru/db/text/262240.html

Родилась и вдруг в 34 года становится настоятельницей монастыря. За какие такие заслуги? Что ж, надеемся, какие-то подробности рано или поздно станут известны. Не исключено, что сия жена действительно истинная подвижница, освятившая свою жизнь иноческими подвигами и ревностным христианским служением.
Хотя, жизнеописания некоторых современных публичных деятелей, занявших определенные значимые посты в церковной номенклатуре, вызывают порой недоумение и скорбь. Таких, например, как «миссионер» Кураев или «сектовед» Дворкин. Достаточно заглянуть хотя бы на сайт antimodern.ru. Читали мы и про то, что под иными рясами порой проступают и погоны. Что ж, время расставит все по своим местам. И помним, что Господь поругаем не бывает.

И еще.Рекомендуем всем отцам, братиям и сестрам, заглянувшим на странички сайта нашего ДВИЖЕНИЯ, непременно ознакомиться с работой наших единомышленников, православных подвижников, “РЕФОРМАЦИЯ РПЦ ЧЕРЕЗ АДМИНИСТРАЦИЮ” , состоящей из 4-х частей. (можно задать слово Реформация в окне поиска).В ней, в частности, говорится о разрушении принципов соборности и общинности на приходах после принятия нового Устава, умалении деятельности рядового священства и полнейшая его зависимость от власти правящего архиерея, постепенном упразднении роли Поместного собора, иезуитских методах проникновения учения католицизма в образовательные учреждения РПЦ и о многих других, порой нам незаметных опасных “новинах”.

Приложим к сей публикации два комментария, размещенные на портале 3rm.info

МОНАХАМ ПОЗВОЛЯТ ЖЕНИТЬСЯ… Новая редакция «Положения о монастырях и монашествующих» РПЦ МП содержит противоречивые формулировки

На сайте Московского Патриархата 23 июня 2014 года опубликована вторая редакция проекта «Положения о монастырях и монашествующих».

Первая была представлена для обсуждения 30 мая 2012 года и вызвала тогда же ряд замечаний автора настоящей статьи, главным образом в связи с умолчанием в нем о личном имуществе монашествующих и поступающих в монастыри (см. «НГР» от 20.06.12). Основная часть этих замечаний (кроме регламентации вопроса о личном имуществе игумена монастыря) была учтена разработчиками во второй редакции проекта. Вместе с тем в нем имеется и целый ряд противоречий и неопределенных формулировок в других аспектах жизни монахов.

В главе 7 проекта «Положения…», которая называется «Оставление монастыря или монашества», в пункте 7.1.1, с одной стороны, весьма подробно говорится о необратимости монашеских обетов. С другой – там же констатируется: «Оставление монашеской жизни ради мирских дел издревле воспринималось Церковью как нарушение нравственных и канонических норм и влекло за собой ряд последствий, отраженных в правилах и положениях церковных». При этом нет упоминаний об оставлении монашеской жизни «ради духовных дел». Такое умолчание фактически создает брешь, которая своим существованием опровергает обосновываемый в том же документе тезис о «необратимости» монашеских обетов.

Удивляет, что в проекте нет четко сформулированного, соответствующего букве монашеского обета целомудрия (девства) запрета на вступление монашествующих «в семейные отношения». Так, с одной стороны, в преамбуле к главе 7-й говорится: «Оставление монашества, согласно церковным канонам, является каноническим преступлением и подлежит определенному наказанию (епитимии), срок и мера которого определяется епархиальным архиереем с учетом особенностей каждого случая».

С другой же стороны, в пункте 7.1.2 имеется фраза: «В современной церковной практике вопрос о действиях в отношении монашествующих, вступивших в семейные отношения, решается епархиальным архиереем по рассмотрении всех обстоятельств». При этом чуть выше сказано, что «отдельные святые отцы смотрели на брак таковых (то есть монахов, «поемлющих жен в общение брака и сожитие». – «НГР») с точки зрения икономии». Принцип же икономии состоит в неприменении церковных канонов или дисциплинарных правил в случае, если применение тех может вызвать соблазн; решение церковных вопросов с позиций снисхождения к соответствующим лицам.

В том же пункте 7.1.2 со ссылкой на церковные каноны говорится: «Если же инок или монах, находящийся в священном сане, дерзает оставить монастырь и вступить в брак после хиротонии, он извергается из сана». Однако нет упоминаний о монахах, находящихся в священном сане, но «дерзнувших вступить в брак после хиротонии» при несении послушания от священноначалия вне стен монастыря: служащих на приходах, в зарубежных духовных миссиях, преподающих в духовных учебных заведениях, а также возведенных в епископский сан. Для этих категорий, судя по букве проекта, возможны варианты с возможностью «семейных отношений».

Весьма неоднозначно сформулирован и пункт 7.3, в котором говорится о возможности «оставления монастыря без отказа от монашества». Он звучит так: «В церковной практике встречаются исключительные случаи, когда покидающий монастырь не имеет намерения отказаться от монашества. По рассмотрении всех обстоятельств епархиальный архиерей может дать благословение на оставление монастыря с сохранением права ношения монашеских одежд и монашеского имени, участия в Таинстве Евхаристии и, в будущем, совершения над таким монахом монашеского отпевания».

Согласно таким формулировкам, возможен следующий вариант:

1. Принявший монашество, покидая монастырь, не имеет намерения отказаться от монашества;
2. Он «вступил в семейные отношения» (см. формулировку вышеупомянутого пункта 7.1.2);
3. Такому лицу епархиальный архиерей по рассмотрении всех обстоятельств «может дать благословение» сохранить право «ношения монашеских одежд и монашеского имени, участия в Таинстве Евхаристии и, в будущем, совершения над таким монахом монашеского отпевания».

Таким образом, вопрос о монашествующих, «поемлющих жен в общение брака и сожитие», отнесен на усмотрение архиереев. И варианты решений о таких лицах, согласно букве рассматриваемого документа – от извержения из сана и назначения епитимии до оставления служить в монашеском образе. То есть монашествующие при определенных условиях (главное из которых, по существу – архиерейское «прощение, благословение и любовь»), согласно рассматриваемому проекту «Положения…», могут вступать в «семейные отношения». И обсуждаемый документ предоставляет широкие возможности для продолжения монашеского служения монашествующим, «поемлющих жен в общение брака и сожитие».

В том же документе обращают внимание и такие слова преамбулы к главе 7-й: «Принятие монашества является канонически необратимым». Зачем внесено слово «канонически»? С учетом сказанного выше ясно, что на практике возможны и варианты. Тем более если вспомнить об известной «игре канонами», сводящейся к тому, что церковными канонами можно обосновать буквально что угодно.

В проекте «Положения…» имеется и еще одно существенное новшество: облеченные в рясофор причисляются к монашествующим. Так, в той же преамбуле к главе 7 говорится: «Принявший пострижение любой степени (в рясофор, мантию, великую схиму) изменяет свой канонический статус и считается вступившим в монашеский чин». А в пункте 6.3.2 о рясофорном постриге говорится: «Вопрос о том, какой статус – мирянина или монашествующего – имеют получившие монашеский постриг, поднимался на протяжении многих столетий, в том числе в России». И далее сказано: «Причисление рясофоров к монашествующим основано на следующих свидетельствах…» (перечисляются литургические, канонические и святоотеческие свидетельства).

Однако нет никаких упоминаний о том, что рясофоры, то есть постриженные в неполное монашеское пострижение, относятся к мирянам! При том, что они определялись именно как таковые до 1917 года как в российском законодательстве, так и в определениях высшего органа церковного управления – Святейшего Синода. Так, согласно указу Синода от 21 июля 1804 года, запрещено было именовать монахами лица, постриженные в рясофор (Полное собрание законов Российской империи. Т. XXVIII. СПб., 1830. Ст. 21408. С. 463–464).

В определении Святейшего Синода от 21–31 декабря 1853 года констатировалось, что пострижение в рясофор «пострижением в монашество ни в коем случае не может быть считаемо», а в определении от 8 августа 1873 года было сказано фактически то же: что постриженные в рясофор в монашеском звании не состоят и пользуются всеми правами, как и миряне (Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 796. Оп. 209. Д. 1576. Л. 474–479 об.).

Указом Синода от 9 сентября того же 1873 года послушникам монастырей было запрещено до пострижения их в монашество «носить иноческое одеяние и принимать другие имена, под опасением строгой за сие по закону ответственности, как за принятие не принадлежащего имени и звания» (цит. по: Самуилов В. Рясофор. (Историческая справка) // Прибавления к Церковным ведомостям. СПб., 1905. № 42. С. 1788–1789).

В целом, если обсуждаемое «Положение о монастырях и монашествующих» будет принято в существующем на сегодняшний день виде, церковная жизнь наполнится существенными новшествами.

Профессор Михаил Бабкин